Шелковая бабочка | Страница: 31

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Пожалуйста, ты не должен… — У Арианны защемило в груди.

— Позволь мне закончить, cara. Мне нелегко говорить об этом, но я должен рассказать тебе правду.

— Ты ничего мне не должен.

Он склонился над ней и обнял за плечи.

— Мальчиком я совершал поступки, которых нельзя не стыдиться. Я обманывал туристов, воровал, делал все, чтобы выжить, и говорил себе, что остальные еще должны мне. Однажды меня поймали с поличным, арестовали, посадили… через месяц я вышел на свободу и поклялся никогда ее больше не терять. Меня взяли на стройку как разнорабочего. Я клал кирпичи, забивал гвозди и во второй раз узнал, как глупо довериться женщине. Это был жестокий урок, cara. Я пообещал себе, что больше не совершу подобной ошибки. Отправился бродить по Италии, работая то здесь, то там, осел в Сицилии и закончил тем, что стал работать на человека, которого уважают большинство людей в Италии.

— Доминик, пожалуйста, ты не должен…

— Арианна. — Он засмеялся, поднял ее голову за подбородок и поцеловал. — Ты боишься, что я скажу тебе, что принадлежу к мафии? Нет, милая. Я делал простую работу, строил дом. У этого человека было доброе сердце, хотя он это умело скрывал.

Я ему понравился. И он мне тоже. В конце концов он стал относиться ко мне как к сыну. И когда спустя два года умер, он оставил мне наследство.

— И это положило начало «Боргезе интернэшнл»?

Доминик покачал головой.

— Это было маленькое наследство, cara, хотя тогда оно мне очень пригодилось. Я использовал эти деньги как ступень к настоящему богатству. — Он притянул ее к себе. — Я услышал об изумрудах в джунглях Бразилии… и мне повезло. У меня появились деньги и власть, у меня было все… кроме единственного, что по-настоящему нужно человеку. — Он замолчал. — У меня не было семьи. Теперь, благодаря тебе, она у меня есть.

На глаза Арианны навернулись слезы.

— Доминик, родной. Мне очень жаль, что у тебя была такая тяжелая жизнь.

— Не надо меня жалеть. Я рассказал тебе об этом, чтобы ты поняла, как много ты и Джованни значите для меня. Чтобы ты поняла, почему мне так трудно было довериться тебе. — Доминик перевел дыхание. — Я хочу, чтобы мы снова поженились, cara. На этот раз по-настоящему. Чтобы ты была в белом платье, а я в одном из тех глупых костюмов, которые положено надевать по таким случаям.

Он замолчал.

— И если ты позволишь, я хочу, чтобы мы стали настоящей семьей. Я хочу усыновить Джованни, хочу быть ему настоящим отцом.

Из горла Арианны вырвалось подавленное всхлипывание. Доминик почувствовал, как у него упало сердце. Она этого не хочет. Это ее право, он это знал, но…

— Доминик. — Она дотронулась до его лица. — Все то, что ты сказал о доверии… О том, что не хочешь больше страдать… — Ее голос прервался. — Я люблю тебя, — прошептала она. — Думай об этом, помни об этом, верь этому.

Это были слова, которые он жаждал услышать. Тогда почему у него так тяжело на сердце?

— Ты что-то хочешь сказать мне, Арианна?

Она перевела дыхание.

— Я солгала тебе об отце Джованни. Это не человек из моего прошлого.

У него окаменело лицо.

— Что это значит?

— Это значит, что тебе не надо усыновлять Джованни, потому что Джованни — твой сын.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Доминик содрогнулся, как от удара.

— Доминик, пожалуйста…

Он отшатнулся от ее протянутой руки.

— И я должен в это поверить? В то, что Джованни — мой сын?

— Но это правда. Та ночь, когда мы занимались любовью…

— Одна ночь, Арианна. Только одна ночь.

— Этого хватило. Я забеременела.

— Ты забеременела. — Его голос был таким же невыразительным, как и его глаза. — Я использовал презервативы.

— Знаю. Я не понимаю, как это вышло. Случайность…

У него задергалось веко.

— Почему ты так уверена, что мальчик мой?

Это был жестокий вопрос, но она понимала, что заслужила его.

— Потому что я больше ни с кем не была. Ты был единственным.

— Существуют тесты… — холодно сказал он.

— Давай сделаем их.

Доминик пристально смотрел на нее.

— Я подумал… — начал он неуверенно, — когда я впервые увидел его, я подумал…

— Да, этого я и боялась.

— Цвет его волос. Глаза. То, как он улыбается… — Он отпрянул от нее и начал нервно ходить по комнате. — Мой сын. Этот мальчик — мой сын?

Арианна кивнула.

— Он твой сын. Столько времени я боялась, что ты поймешь…

— Но, — резко сказал он, повернувшись к ней, — когда я спросил, мой ли это ребенок, ты ответила «нет».

— Нет. Я так сказала, но…

— Ты солгала мне, когда я тебя об этом спросил.

Арианна задрожала. Она и раньше видела Доминика в гневе, но не так, как сейчас. Он стал белым как мел, в его голосе звучал металл. Она сделала шаг ему навстречу, умоляюще протянув руки, но он откинул их.

— Попытайся понять, — умоляла она. — Когда ты спросил, твой ли сын Джованни, я едва тебя знала. Я не знала, что ты предпримешь, если поймешь, что он твой сын.

— Ты носила моего ребенка под сердцем девять месяцев, ты родила его, и тебе даже в голову не пришло отыскать меня и сообщить, что у меня есть сын?

— Зачем? Мы даже не были знакомы. Я не думала, что ты хотел бы знать.

— Понимаю. Ты не думала, что я хотел бы знать, и поэтому…

— Перестань повторять за мной каждое слово!

— Четыре года, — тихо проговорил он. — Четыре долгих года мой сын рос без отца. И даже теперь, когда мы поженились, ты ничего не сказала. — Его голос дрожал от с трудом сдерживаемой ярости. — Ты и это можешь объяснить?

— Я… я подумала об этом в день нашей свадьбы.

— Ты подумала об этом. — Доминик сложил руки на груди. — И что же ты решила?

— Ты знаешь, что я вышла за тебя против своей воли. Что ты от меня хочешь? Я была несчастна. Я думала, что ненавижу тебя. И…

— И твои чувства стали для тебя важнее, чем правда.

— Нет, я этого не говорила.

— О, извини. — Он зловеще улыбнулся. — Продолжай, Арианна. Я не буду тебя перебивать. Это такая трогательная история, что я умираю от нетерпения услышать ее до конца.

— Я разозлилась и была напугана. Я не знала, как ты отреагируешь. — На ее глаза снова навернулись слезы. — Боялась, что ты попытаешься отнять у меня сына.

— Понимаю. Сначала я для тебя незнакомец, который будет всеми силами открещиваться от ребенка, которого ты родила. Затем ты считаешь меня чудовищем, который отнимет у тебя ребенка.