Карандышев. Лариса Дмитриевна, я совсем не хотел вас обидеть, это я сказал так…
Лариса. Что значит «так»? То есть не подумавши? Вы не понимаете, что в ваших словах обида, так, что ли?
Карандышев. Конечно, я без умыслу.
Лариса. Так это еще хуже. Надо думать, о чем говоришь. Болтайте с другими, если вам нравится, а со мной говорите осторожнее! Разве вы не видите, что положение мое очень серьезно! Каждое слово, которое я сама говорю и которое я слышу, я чувствую. Я сделалась очень чутка и впечатлительна.
Карандышев. В таком случае я прошу извинить меня.
Лариса. Да бог с вами, только вперед будьте осторожнее! (Задумчиво.) Цыганский табор… Да, это, пожалуй, правда… но в этом таборе были и хорошие, и благородные люди.
Карандышев. Кто же эти благородные люди? Уж не Сергей ли Сергеич Паратов?
Лариса. Нет, я прошу вас, вы не говорите о нем!
Карандышев. Да почему же-с?
Лариса. Вы его не знаете, да хоть бы и знали, так… извините, не вам о нем судить.
Карандышев. Об людях судят по поступкам. Разве он хорошо поступил с вами?
Лариса. Это уж мое дело. Если я боюсь и не смею осуждать его, так не позволю и вам.
Карандышев. Лариса Дмитриевна, скажите мне, только, прошу вас, говорите откровенно!
Лариса. Что вам угодно?
Карандышев. Ну чем я хуже Паратова?
Лариса. Ах, нет, оставьте!
Карандышев. Позвольте, отчего же?
Лариса. Не надо! не надо! Что за сравнения!
Карандышев. А мне бы интересно было слышать от вас.
Лариса. Не спрашивайте, не нужно!
Карандышев. Да почему же?
Лариса. Потому что сравнение не будет в вашу пользу. Сами по себе вы что-нибудь значите, вы хороший, честный человек; но от сравнения с Сергеем Сергеичем вы теряете все.
Карандышев. Ведь это только слова: нужны доказательства. Вы разберите нас хорошенько!
Лариса. С кем вы равняетесь! Возможно ли такое ослепление! Сергей Сергеич… это идеал мужчины. Вы понимаете, что такое идеал? Быть может, я ошибаюсь, я еще молода, не знаю людей; но это мнение изменить во мне нельзя, оно умрет со мной.
Карандышев. Не понимаю-с, не понимаю, что в нем особенного; ничего, ничего не вижу. Смелость какая-то, дерзость… Да это всякий может, если захочет.
Лариса. Да вы знаете, какая это смелость?
Карандышев. Да какая ж такая, что тут необыкновенного? Стоит только напустить на себя.
Лариса. А вот какая, я вам расскажу один случай. Проезжал здесь один кавказский офицер, знакомый Сергея Сергеича, отличный стрелок; были они у нас. Сергей Сергеич и говорит: «Я слышал, вы хорошо стреляете». – «Да, недурно», – говорит офицер. Сергей Сергеич дает ему пистолет, ставит себе стакан на голову и отходит в другую комнату, шагов на двенадцать. «Стреляйте», – говорит.
Карандышев. И он стрелял?
Лариса. Стрелял и, разумеется, сшиб стакан, но только побледнел немного. Сергей Сергеич говорит: «Вы прекрасно стреляете, но вы побледнели, стреляя в мужчину и человека вам не близкого. Смотрите, я буду стрелять в девушку, которая для меня дороже всего на свете, и не побледнею». Дает мне держать какую-то монету, равнодушно, с улыбкой, стреляет на таком же расстоянии и выбивает ее.
Карандышев. И вы послушали его?
Лариса. Да разве можно его не послушать?
Карандышев. Разве уж вы были так уверены в нем?
Лариса. Что вы! Да разве можно быть в нем неуверенной?
Карандышев. Сердца нет, оттого он так и смел.
Лариса. Нет, и сердце есть. Я сама видела, как он помогал бедным, как отдавал все деньги, которые были с ним.
Карандышев. Ну, положим, Паратов имеет какие-нибудь достоинства, по крайней мере, в глазах ваших; а что такое этот купчик Вожеватов, этот ваш Вася?
Лариса. Вы не ревновать ли? Нет, уж вы эти глупости оставьте! Это пошло, я не переношу этого, я вам заранее говорю. Не бойтесь, я не люблю и не полюблю никого.
Карандышев. А если б явился Паратов?
Лариса. Разумеется, если б явился Сергей Сергеич и был свободен, так довольно одного его взгляда… Успокойтесь, он не явился, а теперь хоть и явится, так уж поздно… Вероятно, мы никогда и не увидимся более.
На Волге пушечный выстрел.
Что это?
Карандышев. Какой-нибудь купец-самодур слезает с своей баржи, так в честь его салютуют.
Лариса. Ах, как я испугалась!
Карандышев. Чего, помилуйте?
Лариса. У меня нервы расстроены. Я сейчас с этой скамейки вниз смотрела, и у меня закружилась голова. Тут можно очень ушибиться?
Карандышев. Ушибиться! Тут верная смерть: внизу мощено камнем. Да, впрочем, тут так высоко, что умрешь прежде, чем долетишь до земли.
Лариса. Пойдемте домой, пора!
Карандышев. Да и мне нужно, у меня ведь обед.
Лариса (подойдя к решетке). Подождите немного. (Смотрит вниз.) Ай, ай! держите меня!
Карандышев (берет Ларису за руку). Пойдемте, что за ребячество! (Уходят.)
Гаврило и Иван выходят из кофейней.
Гаврило и Иван.
Иван. Пушка! Барин приехал, барин приехал, Сергей Сергеич.
Гаврило. Я говорил, что он. Уж я знаю: видно сокола по полету.
Иван. Коляска пустая в гору едет, значит господа пешком идут. Да вот они! (Убегает в кофейную.)
Гаврило. Милости просим. Чем только их попотчевать-то, не сообразишь.
Входят Паратов (черный однобортный сюртук в обтяжку, высокие лаковые сапоги, белая фуражка, через плечо дорожная сумка), Робинзон (в плаще, правая пола закинута на левое плечо, мягкая высокая шляпа надета набок). Кнуров, Вожеватов; Иван выбегает из кофейной с веничком и бросается обметать Паратова.
Паратов, Робинзон, Кнуров, Вожеватов, Гаврило и Иван.
Паратов (Ивану). Да что ты! Я с воды, на Волге-то не пыльно.