Искатель неприятностей | Страница: 25

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Абзац! – только и нашла в себе силы прошептать Василиса. И, лишь основательно прохихикавшись, спросила: – Зайка, ты разбираешься в уголовных наколках?

Самое интересное, что я в них, действительно, разбирался. Нет, я не был судим, не имел никакого отношения к блатному миру, но пять лет назад темой моего дипломного проекта в университете была «Этимология уголовной символики и воровского жаргона на постсоветском пространстве».

– Да, разбираюсь, – ответил я и потянулся за телефонной трубкой. – А ты?

– Не очень. Но достаточно для того, чтобы понять, что среди этих пятерых комедиантов два вора в законе.

Она была права. У того, которому Паша присвоил погоняло Слон, на груди быт изображен парящий орел с короной. У Графа на плечах красовались восьмиконечные звезды с черепами внутри.

Я набрал номер сотового Сенявина, уверенный в том, что телефон окажется отключенным.

Но Паша ответил:

– Алло.

– Смотрю по ящику сауну, – не поздоровавшись, коротко бросил я. – Что скажешь?

– А почему, собственно, я должен что-то тебе говорить? – с ходу попер в бутылку Сенявин. Он предвидел, что я начну пенять ему за то, что он все же пропихнул в эфир свою «находку», не поставив в известность меня. – Мне достаточно согласия Софьи Сергеевны. А она еще раз просмотрела сценарий, внесла кое-какие поправки и дала добро. Увидишь, какой эта тема обеспечит успех!

– Пока что я вижу только то, что она обеспечит тебе большой геморрой! Паша, скажи, где ты набрал этих юродивых?

– Есть одна театральная студия… – расплывчато начал Сенявин.

– Не при Скворцова-Степанова? [11]

– Послушай, Денис!

– Ладно, забыли, – довольно миролюбиво осадил я взбрыкнувшего Пашу. Мне не хотелось, чтобы он отключился. Еще рано, еще не все сказано. – Не перебор ли с наколками?

– Я так считаю: кашу маслом не испортишь. Чем больше, тем эффектнее.

– А откуда образцы?

– Альбина нашла в Интернете.

Я сокрушенно покачал головой. Альбина Петровна совмещала в «Натуральном хозяйстве» обязанности стилиста, художника, гримера и даже рекламного агента. Но вряд ли она хотя бы отдаленно годилась на роль эксперта по уголовной символике.

– Паша, ты хоть знаешь, что, если верить наколкам, которыми вы разукрасили этих несчастных, двое из них коронованные воры в законе?

– Ну и отлично, – усмехнулся этот осел. И добавил не к месту: – Уголовники. Рецидивисты. А кто же еще?

– Это ясно. – Я еле сдерживался, чтобы не присоединиться к Васюте и не начать глупо хихикать. Господи, встречаются же порой такие самоуверенные дебилы! – Паша, мне не понятно другое: все-таки кто они, эти пятеро? Воры? Или отмороженные бандиты?

– Не вижу разницы. Я же сказал, уголовники, – раздраженно проскрипел Сенявин. Мой язвительный тон и вопросы, смысла которых он не понимал, вывели его из себя. – Денис, или говори по существу, чем ты не доволен, или оставь меня в покое!

– Хорошо, Паша. По существу: у Слона на груди парящий орел. Это означает, что он законник…

– Что за законник?

– Коронованный вор. У того же Слона на предплечье скрипичный ключ на фоне нотных линеек. Это означает…

– Это означает только то, что точно такой ключ наколот у Никиты Малинина, – сварливым тоном перебил меня Паша. – Сам видел, и это мне показалась забавным. Вот и решил…

– Это означает, – терпеливо продолжал я, – что тот, кто носит такую наколку, вафлер. Нотные знаки и музыкальные инструменты набивают опущенным. Петухам! Понимаешь, Паша, пи-де-рам! Не уверен, что у твоего Никиты Малинина и правда такой знак отличия. Но если это все-таки так, – в этот момент мне вспомнилось, как Стася лихо перетолмачила название группы «Краски», – это значит, что глупого мальчика подставил какой-то шутник, подсказав ему именно такое тагу. Хотя не исключаю и другое: как-никак эстрадные детки вращаются в московском бомонде, а там чего только не происходит.

– Ближе к делу, Денис.

– Хорошо, ближе к делу. Так вот, Паша, скрипичный ключ и орел вещи столь же несовместимые, как, скажем, Коран и свиная грудинка. – Я покосился на экран телевизора, на котором сейчас происходило оживленное обсуждение предстоящего похищения Тани Овечкиной: «Мужики, пушки заберем из тайника только перед самым выходом на дело…» Кстати, кто писал диалоги?

– Ривкин.

Ромочка Ривкин по прозвищу «Рюмочка», маленький толстенький девственник, студент-заочник филфака, если и имел поверхностное представление о молодежном арго, то о музыке [12] слыхом не слыхивал.

– Паша, а почему твои «воры» называют себя мужиками? – спокойно поинтересовался я. – И вообще, какие-то они странные.

– Для тебя странные. Ведь ты же у нас спец, – язвительно заметил Сенявин. – Но только за «Натуральным хозяйством» следят те, кто разбирается в уголовной символике не так хорошо, как некоторые. И им на все эти нюансы плевать.

– Ой, не скажи, Паша! – Я еще раз подумал: «Какой же осел!» – Никогда не подгоняй эрудицию зрителя под свой умственный уровень. Наоборот, всегда исходи из того, что зритель знает гораздо больше, нежели ты…

– Ну, все! До свидания! – не выдержал Сенявин.

– Погоди, погоди! Не отключайся! Еще пару слов. Я не сказал главного, из-за чего тебе позвонил. Собственно, никаких нотаций читать я не собирался. Так, пришлось к слову. А предупредить хотел вот о чем: если после всего этого фарса, который ты учинил, мне позвонят и накатят предъяву, я от всего открещусь.

– Какую предъяву? С чего ты взял, что тебе кто-то решит позвонить?

– С того, Паша, что я кое-что знаю о психологии тех, кто живет по уголовным понятиям; тех, для кого воровская честь не пустой звук, тех, кто будет ее отстаивать, если к этому вынудят. Оберегать от безграмотных пустобрехов то, что для многих свято. – Васюта прониклась серьезностью моего тона и перестала хихикать. – За незаслуженно присвоенную наколку всегда приходится отвечать, и если заставляют содрать ее вместе с кожей наждачкой – это самое мягкое наказание. За воровские знаки отвечают вдвойне. А уж если они соседствуют с тагу педераста… а если это еще и транслируется по телевидению! Кое-кто расценит подобное не просто как ошибку недалекого дилетанта, не просто как неосторожную насмешку, а как страшное оскорбление, за которое нельзя не взыскать с идиота, который это оскорбление нанес…

– Чего ты меня пугаешь? – наконец подал голос Сенявин. Притом весьма обеспокоенный голос (я не мог этого не отметить). Но гонора в нем еще хватало: – Мне наплевать на эти твои уголовные традиции! Я не имею к ним никакого отношения!