– Что еще ты помнишь, Рома? – внимательно выслушав Гула, спросил Мартынов.
– Еще… Еще помню, что плохо мне было, – Рома отвернулся от окна, сжал пятерней руль «девятки» и с силой, словно проверяя люфт, несколько раз крутанул. – Велик был не мой, а того пацана. На сосну я один раз забраться хотел. На город сверху посмотреть. Помню, побили меня за это хорошо. Вот только не припомню кто.
– А собака во дворе была? – допытывался Мартынов, поймав себя на том, что помнит двор в Ордынском так хорошо, будто сам в нем вырос, но, сколько ни пытался, никак не мог вспомнить, есть ли там сосна, по которой можно залезть на небо. – Или еще что-нибудь примечательное?
– Собака… Была собака, – неожиданно ответил Гул. – На цепи. Я так думаю. Потому что в то время во всех дворах собаки были.
Они распрощались у подъезда Гулько. Последний отправился к себе, а Андрей Петрович, наскоро перекусив в первой попавшейся забегаловке, отправился на Главпочтамт. Связавшись с Флеммером, который неожиданно оказался гораздо приветливее, чем в прошлый раз, Мартынов сообщил о ходе расследования, сократив сообщение о своем путешествии до минимума, превратив его в устный рапорт, где все понятно и ничего толком разобрать невозможно.
– Мистер Мартенсон, я перевел на ваш счет на Кайманах еще пятьдесят тысяч.
– Это приятная новость, – отреагировал Мартынов. – Однако у меня такое ощущение, будто вы боитесь, что я вышибу из французов десять миллионов и скроюсь. Впрочем, если у вас вторично возникнет желание увеличить мой счет, не скрою, положительных эмоций у меня прибавится.
– Прибавка к гонорару, – усмехнулся Флеммер, – это дань уважения вам за то, что вы находитесь в России. Стал бы я увеличивать ваш счет на пятьдесят тысяч, если бы опасался, что вы способны забрать наши десять миллионов? Вы зашились, Мартенсон. Мистер Вайс с несколькими людьми из русской команды сгорает от нетерпения оказаться в России. Сходите в вашу иезуитскую баню, выпейте, отдохните. Я хочу, чтобы голова у вас работала так же, как она всегда работает в Вегасе. Кстати, вы там, в России, пока еще никого не убили?
– За сегодня или вообще? – оторвавшись от трубки, Мартынов выглянул из стеклянной кабины.
Когда он снова поднес пластиковую крышку динамика к уху, оттуда слышался довольный хохоток.
– Значит, все в порядке, – заключил Флеммер. – Тут мистер Вайс спрашивает, не нужна ли вам помощь?
– Скажите мистеру Вайсу, что если он не выдержит и рванет в Россию, пусть вставит в задницу какую-нибудь заглушку, а рот залепит скотчем. Россия – страна углов и подворотен.
Повесив трубку, Мартынов выбрался из кабины, вышел на улицу и закурил.
Эти постоянные напоминания о Вайсе через Атлантический океан не что иное, как предупреждения. Андрей Петрович знал, что помимо него в команде Вайса есть несколько русских, которым не нужно страховать свой зад на темных улицах бывшей Страны Советов. И по фене они ботать умеют, и разводить, и искать. Не все в порядке с головой, правда, да нужна ли она будет, когда прозвучит команда «фас»? Мартынов знал всех их в лицо, знал имена и фамилии, и однажды, в то время когда еще только «стажировался» на должность основного русского консультанта, сцепился с одним таким в раздевалке боксерского зала. Андрею тогда исполнилось сорок, а эмигрировавшему отморозку, которому по причине полной заторможенности нечего было делать на уровне «шестерки» даже в компании Чикатило, двадцать восемь. На пяток сантиметров повыше, на десяток кило потяжелее, на секунду побыстрее, а если учесть, что Андрей к тому времени двенадцать лет отходил по зоне, то и на двенадцать лет отсидки поменьше.
Что такое «fuck your mamma» по-русски? Отморозок так и сказал, по-английски, ориентируя вокруг стоящих на то, что имел в виду. Нет чтобы по-русски бросить в сердцах: «Мать твою!!», за что можно было бы на месте простить, а минуту спустя, наедине, предупредить. Нет, именно по-английски. Двенадцать лет, двенадцать лет… За одну такую фразу в лагере можно подписать себя под нож. Андрей всегда все делал молниеносно. Графин с водой взорвался, как граната. Дубовый стул разлетелся, как трухлявый пень. Швабра негра, уборщика ринга, переломилась пополам, как спичка.
Мартенсона остановили лишь потому, что в его руках оказалась одна из этих половинок с острой щепой на конце.
– Никогда так не говори о моей маме, – попросил Андрей отморозка.
А тот и не мог больше ничего сказать. Смещение позвоночных дисков, перелом основания черепа. Сейчас этот болтун лежит в хосписе для бездомных, всасывает через трубочку питательный раствор, и на табличке, что висит на спинке кровати в его ногах, написано: «Мr. Unknown». Вот так. А когда-то этот мистер в Лас-Вегасе был очень даже Известный.
Запрыгнув за руль настолько ловко, насколько позволяли восемьдесят пять килограммов веса и сто восемьдесят сантиметров роста, Мартынов извлек из кармана пиджака листок, вырванный из блокнота. А как в Ордынском насчет роуминга МТС?..
– Да?
– Здравствуйте, девушка. У вас еще остался апельсиновый сок?
– Апель… синовый закончился… Есть виноградный, Андрей…
– Я буду через два часа. Нет, обманул, – сам себя перебил Мартынов. – Через три.
– Ты не обманываешь?..
– Обманываю. Но не сейчас. И не тебя. Через три часа.
Он бросил телефон на сиденье рядом и закрыл лицо руками. В висках застучала кровь, и он почувствовал, как нарастает боль в затылке. Дотянувшись до ящика для вещей, он раскопал среди разной мелочи небольшой пузырек с надписью «Эгилок», вытряхнул на ладонь маленькую таблетку и закинул в рот.
Двадцать минут назад, проезжая по городу, Андрей Петрович заметил серое четырехэтажное здание и среди мелких закорючек с двуглавым орлом наверху разобрал буквы «Г… У… В… Д…». Понятно, что не райотдел. Слишком много «Волг» под знаком «кирпич» и табличкой «Кроме машин ГУВД». В этот момент ему пришла в голову сумасшедшая мысль, для необходимости реализации которой он до сих пор не мог найти объяснение. Однако выбросить ее из головы уже было невозможно. Отъехав от почтамта, он тут же направил машину к зданию ГУВД.
Быстро просчитав ситуацию, он понял, что если встанет на общих основаниях в строй машин на стоянке для тех, кто не носит погоны, то ничего не увидит. Усмехнувшись, Мартынов уверенно поставил «девятку» прямо под знак, запрещающий въезд на стоянку для машин ГУВД. Как раз тот случай, когда наглость вознаграждается. За пятнадцать минут стояния дежурный по Управлению выходил на крыльцо трижды, трижды останавливал взгляд на изумрудных «Жигулях», но, сделав, по всей видимости, вывод о том, что так обнаглеть может лишь свой, уходил обратно. А Мартынов сидел и ждал.
Вот вышел подполковник и на ходу вынул из кармана ключи от «Опеля». Маленькая молния в кружке отчетливо блеснула на брелоке. Этому триста долларов вряд ли понадобятся.
Сержант в пилотке… Мартынов тяжело вздохнул и проводил взглядом его лоснящиеся на задней части брюки. Этот за триста «зеленых» воробья бы в поле загонял, но толку от него, как от комсомольца на шухере.