Умение видеть спиной и предугадывать последующие жесты противника не даруется людям в момент рождения. Человек пришел в этот мир нагим, нагим и уйдет. Профессиональные навыки прививаются годами сознательной жизни, в течение которых постоянно испытываешь боль, унижения, голод, холод. Перетерпев все это, потеряв в пути больше, чем рассчитывал, человек приобретает то, что нельзя купить ни за какие деньги и тем более молитвы. Умение жить.
Почему Андрей расслабился, увидев людей, ожидавших его появления у машины? Потому что он сделал главные для себя выводы. Эти люди – не из спецслужб и не из правоохранительных органов. И не потому, что у них цепи на шее и «гавайки», выпущенные из брюк. Золотые цепи сейчас пользуются спросом как у участников Сопротивления с левой стороны баррикад, так и с правой. Все перепуталось в этом мире, все подровнялось и уравновесилось. Ментов на работу сейчас набирают по объявлениям в телевизионной «бегущей строке», а в братву зачисляют лишь после тщательного тестирования на профпригодность.
Взгляды и движения. Даже мимолетные. Вон тот, что толще всех, почесал мочку уха. Снова почесал.
И еще раз. Если только у него не вши, то он очень волнуется. И в этой компании он – самое слабое звено, бить в которое можно в последнюю очередь. Его быковатый взгляд быковат до тех пор, пока трое корешей стоят ногах и, что самое важное – рядом. Ему тяжелее всех: жарко, высокое атмосферное давление. Он сейчас вял, как муха в октябре, и беспрерывно сосет из полуторалитровой бутылки насыщенный раствор фурацилина, который в Новосибирске почему-то называют «Фантой».
– Андрюша, посмотри, какой смешной щенок!!
– Ух ты, – рассмеялся он.
А вот второй. Рост у него около ста восьмидесяти, или, «по-нашему», около пяти с половиной футов. За последние три минуты не сделал ни одного движения. Плотные, чуть вздернутые вверх икры, жилистые руки, ничего лишнего. Либо боксер, либо «вольник». Однако веса, пожалуй, чуть меньшего, не более семидесяти семи – семидесяти восьми килограммов. Хороший парнишка. При возможном противодействии терять его из поля зрения очень бы не хотелось…
– Давай на колесе обозрения прокатимся? Я тебе город покажу, Андрюша!
– Колесо обозрения?
Да, если его еще не видят, то только потому, что у него не хватило ума взмыть над парком.
– Встречная инициатива – пойдем постреляем в тире…
Третьего можно отмести. Лох, какими земля полнится. Это водитель. В руке – беспечно вращающиеся ключи с брелоком от сигнализации, постоянно скользит взглядом по ногам снующих мимо девочек-девушек-женщин. Он опасен лишь тем, что имеет в кармане сотовый телефон. Такие первыми вызывают подмогу, эвакуатор или Горгаз. Хорошо водят машины, любят трахать в них девок, пить водку, мешая ее с пивом, а напившись, делать ложные сообщения о трупах в тех местах, где прибывший впоследствии «уазик» обязательно должен провалиться в асфальтовую яму, доверху заполненную водой из канализации.
– Андрей… Как это у тебя получается?..
Мартынов, мазнув цепким взглядом по ограждению, где, как на насесте, расположились ожидающие, вставил в ствол еще один пневматический заряд и поднял дульный срез винтовки чуть выше своего брючного ремня.
Короткий хлопок, больше напоминающий звук попадания боевой пули в живое тело, – и с жестяного клоуна в глубине вагончика свалилась шляпа.
– Где моя мягкая игрушка? – поинтересовался Андрей и сунул руку в карман в поисках зажигалки.
Игрушку, обещанную на рекламе, хозяину тира пришлось поискать. Точнее – пришлось купить, потому что никто не предполагал, что возникнет необходимость ее кому-то дарить. В Новосибирске за два месяца работы Луна-парка не нашлось еще ни одного человека, кто бы пятью выстрелами подряд завалил пять мишеней. Тем более от бедра. Теперь, однако, такой обнаружился.
– Что такое? – возмутился Мартынов, беря в руки крошечного, сшитого из шкурок песца, кролика. – Опилки поднялись в цене?
Однако это был как раз тот случай, когда Маше не нужен был медведь. Прижав к груди песцового кролика, она сама прижалась к Мартынову и пошла рядом. Кажется, кролик – это единственное, что теперь останется после ее мужчины…
Теперь четвертый. Боксер. Дальше можно не продолжать, учитывая тот факт, что он потяжелее Мартынова, помоложе, да и, по всей видимости, порезвее.
Толстяк в черно-оранжевой «гавайке» наконец-то «допился». Проследив направление его движения от места ожидания и добавив немного логики, Андрей сместил взгляд резко влево и рассмотрел в глубине кустов три зеленых, «экологически чистых» туалета. Неподалеку расположился киоск по продаже прохладительных напитков, но вряд ли браток катился за новыми полутора литрами подкрашенной воды.
– Машенька, – он указал на три зеленых строения, – ты подождешь меня пару минут?
Было бы странно, если бы она отказала.
Продавщица билетов на этот «аттракцион» сидела с заветренной стороны от кабинок и на некотором расстоянии – очевидно, об экологическом состоянии туалетов можно было поспорить. Именно поэтому тетка с тяжелым лицом не заметила, как в кабинку, за использование которой был приобретен один билет, заскочили двое.
Заскочили, потому что Мартынов, коротко взмахнув рукой, впечатал свой тяжелый локоть толстяку между лопатками. Кабинка не захлопнулась, потому что на двоих амбалов такие помещения не рассчитаны. Мартынову пришлось еще четырежды удерживать дверцу, чтобы она не распахнулась настежь.
Толстяк не мог ни сесть, ни упасть. У него уже страшно гудела голова, перед глазами возникали и расплывались бордовые, с мраморным оттенком, круги, и ему вспоминались слова мамы – нейрохирурга городской больницы: «Когда тошнит и кружится голова и хочется сначала сесть, а потом – лечь, это – сотрясение мозга, сынок».
Мартынов бил вполсилы, ибо ему нужен был человек, который в состоянии говорить, но уже не в состоянии звать на помощь. Бровь толстяка «поплыла» и кровь скупыми ручейками заструилась за воротник рубашки и в нагрудный карман. В кармане лежали только деньги – Мартынов это видел. Желая до конца убедиться в том, что российская милиция еще не опустилась до того, чтобы принимать в свои ряды подобных хряков, он быстро прощупал карманы брюк толстяка. Никаких удостоверений. Вот чего мент никогда не забудет, выходя из дома даже за сигаретами, так это ксивы! Значит, это те, кто служит не Закону, а понятиям. Остается выяснить – каким именно.
– Я спрошу всего один раз и, если сочту, что лжешь, сделаю тебе очень больно, – быстро проговорил Мартынов и достал из кармана ключи от машины. – После спрошу еще раз и, если пойму, что ты ничего не понял, сделаю тебя инвалидом. От кого вы и зачем меня ждете?
– Гул… – прыснув на американца кровью с пухлых губ, выдавил толстяк. – Он послал пропасти, завезти за город и дожидаться его…
– Зачем?
– Брат, клянусь, я не знаю…
– А те трое знают?
– Нет, брат, клянусь, они тоже…