– Скоро меня самого отсюда выставят, детка. Как только закончится ремонт в моей халупе, – ответил я, печально подумав, что уже настолько привык к роскоши этих трехуровневых хором, что даже не представляю, как теперь смогу жить в двухкомнатной малометражке. Без джакузи. Без японского садика на крыше.
По соседству с Василисой, черт побери!
– А жаль, – вздохнула Катя. – Здесь так прикольно. – И снова уткнулась безразличным взглядом в экран телевизора.
Показывали очередной сериал с набившим оскомину сюжетом об отчаянных предприимчивых бизнесменах и мешающих им делать бизнес бандитах. Катерина пялилась в экран и вряд ли понимала, что такое сейчас смотрит.
О чем-то размышляла, если, конечно, уже была в состоянии о чем-либо размышлять.
– Кать, о чем задумалась? – Я взял пульт, перещелкнул программу. Катерина на это даже не обратила внимания. – Ка-а-ать!
– Да так, ни о чем, – вздохнула она. – Грустно, что ты меня скоро выставишь.
Я промолчал. «А может, и нет.
С Василисой посрался конкретно. Латынина фыркает и все активнее предъявляет претензии на меня – начинает реально раздражать. Одним словом, все катится к тому, что скоро останусь один в своей свежеотремонтированной квартирке. Как та старуха у раздолбанного корыта.
В такой ситуации глупо было бы отталкивать от себя Катю. Такую правильную. Такую воспитанную. Такую домашнюю.
Хм, с фиолетовым бланшем под глазом».
Я вышел из гостиной и, оставив Катерину один на один с телевизором, поднялся на крышу.
Моросил дождь. Было холодно и неуютно, но я не спешил убираться из садика в теплую комнату. Облокотился о парапет, ограждающий крышу, посмотрел вниз. На расстоянии десяти этажей от меня – разноцветные зонтики и блестящие от влаги машины.
Тоска!..
Я смахнул воду с одного из пластиковых кресел, устроился в нем, достал из кармана халата сигареты. …Проклятая питерская погодка… Было, о чем поразмыслить. «Выставлю Катю? …Б-р-р-р! А может, и нет!
Такую воспитанную. Такую домашнюю…»
На следующий день, в субботу, придя к выводу, что Катя уже может вполне обойтись без меня, я отправился на работу.
Ночью погода заложила резкий вираж и развернулась точно на 180 градусов. Если вчера вечером моросил дождь и без теплой куртки показаться на улице было нельзя, то уже утром столбик термометра перевалил за 20-градусную отметку, на небе не наблюдалось ни облачка, и все указывало на то, что день выдастся теплым и солнечным. Оно и к лучшему. Насколько я знал, на сегодня была запланирована операция на Апрашке – Апраксином рынке, старейшей и самой популярной барахолке Санкт-Петербурга. Чем лучше погода – тем больше там будет народа; чем больше народа – тем выше шансы на то, что подстава удастся.
В студии, не заходя к себе в кабинет, я первым делом сунулся в монтажку. Приветственно хлопнул по плечу Диму – дежурного режиссера, пожал руку нахально рассевшемуся на моем персональном «электрическом стуле» Никите.
– Не понял! Что за дела? Ну-ка брысь с командирского места.
Выпускающий криво ухмыльнулся и послушно встал.
– Как Катерина, Денис?
– Поправляется, – лаконично проинформировал я.
– Она все еще у тебя?
Он был чересчур любопытным, этот Никита. Задавал вопросы, без которых вполне можно было бы обойтись.
Я неохотно кивнул:
– У меня.
– То-то Латынина третий день злая.
Я об этом догадывался и без добровольных осведомителей.
– Она у себя?
– Только что объявилась, – сообщил выпускающий. – Сегодня будем делать сюжет на Апрашке.
– Я знаю.
– Айрат и Максим уже выехали. Я кивнул: «Замечательно!»
Айрат был одним из наших актеров, Максим – оператором.
– Через час, пожалуй, начнем, – продолжал докладывать обстановку Никита. И ехидно поинтересовался: – Не желаешь заглянуть к Оленьке? – Как же он мне за какие-то пять минут надоел!
– Не желаю. Нервы дороже. – Я подкатил на стуле к селектору, надавил на кнопочку. – Лучше пообщаюсь с ней на расстоянии.
Напротив бирки «ведущ.» загорелась красная лампочка.
– Что, Никита? – отозвалась Латынина.
– Не Никита это.
– А-а-а… Здравствуй, Забродин. – Бесцветнейшим тоном! – С выходом на работу тебя, дорогой. Как подопечная? Оклемалась чуток?
– Ага. Оклемалась.
– И слава богу. Извини, мне сейчас некогда. Потом поболтаем. – Ольга произнесла это так, что понял бы и дебил: «потом болтать» у нее нет никакого желания. И отключилась.
Я сокрушенно покачал головой. Пожаловался:
– Все бабы будто свихнулись в последнее время. Никита, я тысячу лет не смотрел никаких новостей. Ничего там не говорили, что появился какой-нибудь новый вирус? Ну, тина птичьего гриппа. Только поражающий исключительно женщин. Точнее, их недоразвитую мозговую систему.
Я произнес это громко и смело, потому что в монтажке в этот момент были только мужчины. Которые дружно одобрительно хмыкнули. Они были со мной полностью солидарны.
– Про вирус не слышал, – рассмеялся Никита. – Впрочем, Оленьке, думаю, никакой вирус не нужен. Ее недоразвитая мозговая система повреждена безвозвратно еще в раннем детстве.
Я поморщился: нашему программному выпускающему только дай повод обосрать нашу ведущую; и наоборот. Нехорошо, когда существует подобный натяг в коллективе. Тем паче, между двумя ведущими специалистами.
– А кто еще свихнулся в последнее время, Денис? – продолжал доставать меня дотошный Никита. – Катя? Немудрено после такого нокаута.
Я отрицательно покачал головой:
– Катя как раз более или менее нормальная. Сидит себе скромненько перед телеком и ни хрена не врубается, что там показывают.
– Тогда Василиса?
– Да чё ты до меня докопался? – наконец не выдержал я. – Что с тобой сегодня такое, приятель? Раньше столько вопросов не задавал и за неделю!
Моя вспышка не произвела на выпускающего ровно никакого впечатления.
– Василиса, кстати, вчера перед выходом в город пыталась до тебя дозвониться. И жаловалась, что у тебя все время отключен телефон.
Вот это была для меня новость!
То, что не могла дозвониться – немудрено. Мобильник последнее время, и правда, был почти постоянно отключен. Просто последние трое суток я пребывал в слишком разобранном настроении, чтобы возникло желание с кем-то общаться. А чтобы узнать, как дела на работе, я сам звонил своей секретарше Ларисе. Ларисе – и только! Ну… еще – в порядке исключения – Котлярову, Даниле и Татьяне Григорьевне Борщ.