— Мне прям неловко, Михаил Александрович, — гудел Тюря, — но я выяснил, что студию Меньшикова грабанули наши братки.
— Что-о? — Арбуз сломал авторучку пополам и подался вперед. — Что ты сказал?
— Ну, это, — Тюря вжался в спинку кресла, — наши, стало быть, братки там были.
— Кто именно? — прищурился Арбуз. — Говори! Тюря вздохнул и, чувствуя, что обрекает братков на долю горькую, ответил:
— Батон, Щербатый и Глюк.
— Так, — Арбуз зловеще кивнул, — хорошо. Быстро их ко мне. Быстро! Одна нога здесь, другая там! И зачем я их зову — не говори. Понял?
— Понял.
Тюря вскочил и выбежал из кабинета.
— Ну, блядь, я вам устрою… — произнес Арбуз и нажал на кнопку селектора.
— Да, Михаил Александрович, — пропищал в динамике нежный голос Танечки.
— Принеси-ка мне кофейку, — распорядился Арбуз.
— Сейчас, Михаил Александрович, — ответила Танечка, и селектор умолк.
Через минуту дверь бесшумно отворилась, и Танечка поставила перед Арбузом маленький поднос, на котором имелась дымящаяся чашка кофе и кусочек сахара на отдельном блюдце.
— Спасибо, Танечка, — улыбнулся Арбуз, — что бы я без тебя делал? Кстати, скоро ко мне придут люди, так ты, пока они будут здесь, всех остальных заворачивай, пока эти не уйдут.
Танечка кивнула, потом скромно потупилась и пошла к двери, виляя бедрами больше, чем обычно. Она не понимала, почему такой видный мужчина, как Михаил Александрович, до сих пор не не обратил на нее своего особого мужского внимания, и это разжигало в ней как любопытство, так и желание.
Она вздохнула и вышла из кабинета.
Арбуз, проводив ее взглядом, тоже вздохнул и подумал, что если он все-таки решит завалить Танечку в койку, сначала нужно будет ее уволить.
Из принципиальных соображений.
А поскольку в качестве секретарши она все-таки представлялась ему гораздо нужнее, чем в качестве любовницы, койка отменялась. Арбуз с сожалением вздохнул еще раз и, взяв с блюдечка кусок сахара, бросил его в чашку и стал задумчиво вертеть в чашке ложкой.
Примерно через полчаса в приемной послышались голоса, и Арбуз, который успел за это время выпить еще две чашки кофе, нехорошо усмехнулся. В дверь постучали, и на пороге показались Батон, Щербатый и Глюк.
— Ну заходите, — Арбуз холодно улыбнулся и встал. — Кто у вас старший? Кажется ты, Батон?
— Ну какой я старший, — Батон пожал плечами, — так, слегка…
— Слегка, говоришь? — Арбуз вышел из-за стола. — А ну-ка сядь в мое кресло.
— Зачем? — удивился Батон.
— Сядь, — жестко приказал Арбуз.
Батон, чувствуя что-то неладное, весь сжался, однако обошел стеклянный стол и осторожно уселся в мягкое министерское кресло Арбуза.
Арбуз критически осмотрел его и задумчиво сказал:
— Нет… Все-таки что-то не так. А ты как думаешь?
— Что я думаю? — Батон вовсе растерялся.
— Подходит тебе это кресло? Это место? — заботливо спросил Арбуз.
— Ну, это… Это ведь ваше кресло.
— Правильно, — кивнул Арбуз и повернувшись к Щербатому и Глюку, которые так и стояли у двери, сказал:
— Сядьте на диван, не маячьте.
Братки быстро уселись на диван и притихли, не понимая, что происходит.
— Да, — сказал Арбуз Глюку, — это мое кресло, и это мое место. А твое место — знаешь, где?
Он подошел к столу и, опершись руками на его стеклянную поверхность, наклонился к замершему Батону.
— Твое место — под нарами. Хотя нет… Твое место — у параши. Понял?
Арбуз выпрямился и, сложив руки за спиной, медленно заговорил:
— Ты, гнида, шестерка вонючая! Может быть, ты решил, что ты сам себе хозяин? Что Арбуз уже не годится, чтобы принимать решения? Вы, козлы винторогие, сами решаете, куда идти и какие дела делать? А я, стало быть, уже не при делах? Может быть, ты уже решил заказать меня и занять мое место? Ну что же… И так бывает. А может быть, ты уже стал вором в законе, только я по своей глупости не знаю об этом? А?
Батон съежился под градом падавших на него риторических вопросов и боялся даже дышать.
— Ты, пидор, — продолжал прессовать его Арбуз, — ты что себе думаешь? Вы, уроды, идете грабить студию моего друга и думаете, что такой косяк сойдет вам с рук? Так я тебя грохну прямо сейчас.
Арбуз подошел к сейфу и вынул из него огромный позолоченный «Магнум» пятидесятого калибра.
— Ну что, козел, сделать тебе дырку в башке? — спросил Арбуз и передернул затвор пистолета.
Батон молчал.
— Не слышу ответа! — сказал Арбуз и приставил ствол к голове Батона.
Батон закрыл глаза и еле слышно прошептал:
— Нет, не сделать…
— Ах, не сделать… — протянул Арбуз и опустил пистолет, — было бы странно, если бы ты ответил — сделать. Ну ладно, убить тебя я всегда успею.
Арбуз брезгливо посмотрел на Батона и сказал:
— Вас, любезный, не затруднит освободить мое кресло?
Батон выскочил из-за стола, как пробка из бутылки.
— Туда, — Арбуз кивнул в сторону дивана, на котором жались Глюк и Щербатый.
Усевшись на диван рядом с корешами, Батон зажал дрожащие руки между колен и уставился в пол.
Арбуз же, сев в свое кресло, положил пистолет на стол и приказал:
— Рассказывайте, кому отдали винчестер.
Батон посмотрел на братков и как старший группы сказал:
— Мы его этому… Стропилле отдали.
— Стропилле? Интересное дело… Ну и что дальше?
— А дальше ничего, — ответил Батон и сжал зубы.
Он понимал, что если Арбуз узнает, что именно они же и подложили винчестер в машину Романа, тут же им всем и конец.
Арбуз может убить их всех прямо тут.
С него станется.
Щербатый с Глюком тоже понимали это, поэтому благоразумно молчали, предоставив Батону вытаскивать их из беды.
— Получили от него десятку и отвалили.
— Десятку чего? — спросил Арбуз.
— Десятку долларов, — неохотно ответил Батон.
— Десять тысяч долларов? — удивился Арбуз. — Неплохо, неплохо! Шестерка берет с заказчика за ограбление десять тысяч долларов… Ну а мне-то, мне — бедному криминальному авторитету, который пролетел в этом деле, как фанера над Магаданом, вы что-нибудь оставили? Ну хоть долларов пятьдесят? А?
Батон снова сжался и уставился в пол.
— Не оставили… — горестно вздохнул Арбуз. — Айяй-яй!