Волк с развороту ударил его дубинкой по голове. Массивное тело осело на пол. Волк ударил еще дважды.
Секундная стрелка бежала по циферблату, минутная приближалась к цифре «12»… тик-так… тик-так… тиктак… осталось десять секунд… восемь… пять… Сейчас! Сейчас погаснут все окна, все фонари, все прожектора на вышках. На Владимирский централ навалится сплошная, непроглядная темнота… Минутная стрелка встала на «12». Ну!
Свет горел.
– Тревога! – заорал кто-то из отошедших от шока контролеров в глубине корпуса. Другой голос подхватил: – Тревога! Побег!
Секундная стрелка обежала еще один круг. Потом еще, а свет горел. Вся тюрьма была залита безжалостным пронзительным светом. Волк заскрипел зубами.
Танцор в салоне «девятки» откинулся на подголовник и прошептал: сука, сука… порву. Спущу в сортир по кускам.
– Тревога! – хором кричали три контролера в корпусе. Их крик несся по коридорам и лестницам. Катился как приливная волна. Усиливался, и ему поддакивало эхо: тревога, тревога, побег!
Стрелка сделала еще один круг – 01:03. Свет все так же заливал тюремный двор! Таранов уткнулся лбом в холодную стальную дверь и прикрыл глаза.
Шкура дохлой крысы кишмя кишела вшами. Гришин завороженно смотрел на эту мерзость. Что-то жуткое было в этом бегстве паразитов с остывающего носителя. Что-то фантастическое, нереальное… Он смотрел и не мог оторвать взгляд.
Запиликал телефон, и электрик очнулся, бросил взгляд на часы – 01:03!
– Тревога! – орали контролеры.
В камерах напряженно молчали зэки. Волк бил ногами тело Купца. Остервенело, зло, без разбору.
– Отвечай! Отвечай! Отвечай, сука! – орал в трубку мобильника Танцор. Гришин не отвечал.
Прикрывая лицо рукой, Гришин сунул крысу в потроха электрощита. Вспыхнули белые искры, заплясали на крысиной шкуре, на резиновой перчатке. Мерзко запахло паленым.
Вскрикнул Волк. Смолкли контролеры. Таранов открыл глаза и… ничего не увидел. Централ накрыло мраком.
Гришин вырвал руку из шкафа. Перчатка дымилась. Горела дохлая тварь на мощных контактах, огненным дождем сыпались горящие вши… Электрик выскочил на улицу – темнота была непроглядной. Только за периметром стены слабо светились огни города. Он подхватил лестницу и, подсвечивая себе фонариком, побежал к запретке. Положил на землю фонарик и лестницу.
Таранов и Волк вывалились из двери. Пригибаясь, двинулись к запретке, к тощему лучику света от фонаря Гришина. Уже доносились крики с вышек – недоуменные, непонимающие. Кто-то поспешно протопал по двору.
Иван прыгнул на фонарик, накрыл его телом.
– Тревога! – донеслось глухо из корпуса. – Тревога! Побег!
Колючку они порвали легко – ударом лестницы, как тараном. Пролезли, разрывая одежду, в запретку и втащили лестницу за собой. Точно так же – ударом – порвали проволоку сигнализации… А по двору уже бегали, уже вспыхивали фонари и лаяли псы. Затарахтел движок автозака, и загорелись фары, два луча света прожгли тьму и уперлись в стену всего в пяти метрах от беглецов… Волк присел.
– Быстро! – скомандовал Таранов. – Быстро, Рома.
Они начали поднимать тяжелую пятиметровую лестницу. До верха она не достала почти на полметра. Волк матюгнулся.
– Быстро, Рома! – повторил команду Иван. – Перекинемся.
Волк полез наверх. Скрипели деревянные ступеньки, лестница вздрагивала.
– Побег! – закричал кто-то уже во дворе. – Тревога! Весь свет – на запретку!
Таранов понял, что вот-вот они будут обнаружены. Лучи фонарей побегут вдоль стены, высветят лестницу и тогда… Но еще до того, как их нащупали лучи, их обнаружил страж, которому не нужен был свет. Ему было достаточно запаха.
Этот страж – быстрый, сильный, умный, с крепкими клыками и лапами, с записью в аттестации «злобность отличная» – был специально натаскан на арестантов.
Таранов ощутил опасность спиной. Кожей. Затылком. Каждой клеточкой ощутил он рывок зверя сквозь разрыв в проволоке. Иван крутанулся и выставил локоть. Белые, покрытые слюной клыки сомкнулись на руке, как дуги капкана, прошили кожу куртки, свитер и вонзились в тело, разрывая мышцы, проникая до костей. Иван сдержал крик, но боль прожгла насквозь. Он ударил пса по голове кулаком. Пес зарычал, но хватки не ослабил. Иван спиной оттолкнулся от лестницы, упал на собаку сверху. Пес снова зарычал и еще сильнее сомкнул пасть. Боль была невероятной. Иван всем весом прижал голову пса к земле. Ударил кулаком раз, другой… третий. Никогда еще он не вкладывал в удар столько ненависти.
После пятого или шестого удара что-то хрустнуло в собачьем черепе. Пес взвизгнул, челюсти разжались… Таранов встал и, пошатываясь, сделал два шага к лестнице. По глазам ударил резкий свет, и несколько голосов разом закричали: вот! Вот он! Лестница! Второй наверху!
Иван поставил ногу на перекладину… еще несколько фонарей сошлись на лестнице… Таранов стиснул зубы, медленно полез вверх. Сверху что-то кричал Волк, сзади – охрана, прямо перед глазами Ивана карабкалась по коричневой кирпичной стене его собственная уродливая тень, внизу вытянулся мертвый пес. Перекладина лестницы… еще одна… еще… Он был уже почти на самом верху, когда грохнул одиночный выстрел. Пуля ударила в стену сантиметрах в тридцати от головы, брызнула кирпичной крошкой… обожгло лицо, отрезвило.
– Граната! – закричал Иван. Метнул, не оборачиваясь, за спину «гранату». В свете фонарей мелькнуло ребристое тело, перелетело через два ряда проволоки. Шарахнулась в стороны охрана. Разбежались лучи фонарей. «Граната» ударилась об асфальт и рассыпалась на куски.
– Руку! – кричал Волк сверху, со стены, из темноты. Иван протянул правую руку.
– Муляж, – произнес чей-то голос на дворе. – Хлебный муляж! Вот суки.
– Свет на стену! – требовательно крикнул кто-то.
Две руки встретились, и Волк сильно рванул Таранова вверх. От боли Иван застонал, оттолкнулся ногами и выкинул тело на гребень стены.
– Прыгай, Волк, – сказал Иван.
Фонари снова осветили лестницу, стену и двух человек на стене. Трижды ударили выстрелы: бах! бах! бах!
– Прыгаем! – сказал Иван. Волк неуверенно переминался на стене… В гребень ударила пуля, срикошетила, ушла вверх, в ночное небо над Князь-Владимирским собором.
– Прыгай! – закричал Таранов. Волк посмотрел дурными глазами. Таранов толкнул его в спину.
– А-а-а! – заорал Волк и полетел вниз, в темень. Иван оттолкнулся и тоже полетел вниз. Совершенно механически согнул ноги – как учили. Не оттаявшая земля встретила жестко, оглушающе. А впереди, в темени кладбищенской, непроглядной, трижды вспыхнул фонарик и чей-то голос произнес: – Сюда! Быстрей сюда!
* * *
Побег из Владимирского централа наделал много шума. О нем сообщали все телеканалы. Как местные, так и общероссийские… В Санкт-Петербурге вернувшаяся из университета Светлана включила НТВ и… увидела фотографию Ивана. А голос Татьяны Митковой сообщил: