Я молча кивнул и продолжил свой долгий и подробный рассказ.

А закончил я его твердым заявлением, что с меня хватит, и что я улетаю на Чулым, и если там мне не будет покоя, то поселюсь в каком-нибудь другом месте, к примеру – на отровах Самоа и Новая Гвинея. Денег у меня на это хватит.

– Денег-то у тебя хватит, а ума точно не хватает, – сказала Рита и, встав с постели, взяла со стола сигареты.

Прикурив, она уселась на подоконник и стала похожа на иллюстрацию к «Мастеру и Маргарите», когда голая Маргарита сидела на подоконнике, соблазняя соседа.

– Ты знаешь, на кого ты сейчас похожа? – спросил я и улыбнулся.

– Конечно, знаю, – ответила Маргарита, – на Маргариту. Так ведь я же Маргарита и есть!

– Зато я не Мастер, – вздохнул я. – Ну и в чем же у меня ума не хватает?

– В том, что от себя не убежишь. И я дам тебе хороший совет. Устраиваясь в каком-то новом месте, не строй себе дворцов.

– Это еще почему? – удивился я.

– А потому, мой милый и тупой Немастер, что через несколько месяцев тебе придется переезжать в новое место. И просто из соображений экономии не стоит обустраиваться, тратя на это огромные деньги. Все равно через полгода придется уносить ноги и бросать нажитое добро. Понимаешь?

– Понимаю… Значит, ты пророчишь мне вечные скитания, так что ли?

– Вроде того. Даже если ты поселишься в совершенно новом и, так сказать, чистом месте, с новыми документами, после очередной пластической операции, в скором времени ты сам, подчеркиваю – сам, встрянешь во что-нибудь, и все пойдет по тем же рельсам. Гангстеры, копы, ФБР. Или – бандюки, менты, спецы. Это уж как тебе самому больше нравится. Ты сам создаешь этот свой мир. Пусть не по своему сознательному желанию, но исходит это исключительно от тебя самого. Сам сказал – карма.

Я тоже поднялся с кровати, но закуривать пока не стал, а вместо этого подошел к бару и открыл его. Просторная комната озарилась мягким волшебным сиянием, исходившим из внутренности бара. Свет красиво преломлялся в бутылках с разноцветными жидкостями, и я замер, как Аладдин перед сокровищами.

Или как я сам в пещере на берегу Волги.

Выбрав себе бутылочку пива, я обернулся к Рите и спросил:

– Ты будешь?

– Буду, – ответила она и соскользнула с подоконника.

Она подошла ко мне и, взяв бутылку «Грольша», запрыгнула на широкую, как Дворцовый мост, кровать.

Я сделал несколько глотков и засмеялся.

– Что, головка чирикнула? – поинтересовалась Маргарита.

– Да нет… Хотя если она и чирикнула, то произошло это настолько давно, что теперь уже может считаться железной непоколебимой нормой. Просто я вспомнил про эти объявления в газетах – «исправляю карму». Может, сходить?

– Сходи, милый, сходи, – теперь засмеялась Рита. – Как там, в бессмертном фильме… Если человек идиот – это надолго.

– Надолго меня не устраивает, – парировал я, – мне больше нравится навсегда. Тогда этот человек не осознает, что он идиот, и его жизнь проходит радостно и гармонично.

– Вот это как раз про тебя и есть. Иди ко мне и возьми меня.

И я, поставив недопитое пиво на стол, пошел к моей Рите и взял ее.

ЭПИЛОГ

В подмосковной Орловке все шло своим чередом.

Большие мохнатые собачки охраняли богатые особняки, государственные мужи и расторопные удачливые дельцы тайно отдыхали за высокими заборами, разнообразные сотрудники охраны бдительно следили за безопасностью, поправляя радиоклипсы в помятых ушах, в общем – все было тихо и пристойно.

В гостиной одной из дач, построенной в те далекие времена, когда кино было черно-белым, а в Ленинграде на Исаакиевской площади размещалось консульство фашистской Германии, тоже было тихо, но эта тишина была зловещей и совсем не радовала собравшихся там людей.

Вокруг большого круглого стола сидели представительные генералы и дородные штатские. Обычно их встречи проходили весело и шумно и серьезные вопросы обсуждались мимоходом, между двумя стопками ледяной водочки, но в этот день дачу накрыла траурная тишина.

Стол, вокруг которого расположились гости, был, как всегда, богатым и обильным, но было в нем что-то от покинутого жителями города. Не звенели рюмки, не лязгали вилки по тарелкам, зацепляя пласт белорыбицы или маринованный грибочек, не падала на белоснежную скатерть свекольная лепеха селедки под шубой, уроненная неверной рукой загулявшего гостя…

Не звучали привычные надежные тосты, не раздавался дружный сытый хохот в ответ на незамысловатую шутку, да и девочки из «Фабрики грез» не мельтешили между гостями.

Не до них было, не до них…

В общем – не было в этот день праздника.

Лишь один из гостей, поджарый подполковник Жерехов, имевший замашки генерал-лейтенанта и носивший пижонскую полевую форму с портупеей, не стеснялся всеобщей подавленности и непринужденно накладывал себе крабовый салат. Не ту нищенскую мешанину из крабовых палочек, кукурузной картечи и едкого дешевого майонеза, которой люмпены потчуют голодных гостей, а настоящую смесь из камчатских крабов, китайских грибов, тибетских овощей и японского белого соуса.

Налив себе полную стопку, Жерехов презрительно оглядел притихших и не смотревших друг на друга участников невеселой вечеринки и, громко выдохнув, опрокинул ледяную водку в горло. Потом подхватил вилкой изрядную порцию крабового салата и отправил его в рот. На его лице отразилось гастрономическое наслаждение, и, жуя, он невнятно произнес:

– Жить хорошо!

Сидевший в стороне от стола упитанный генерал-майор Лисицкий с ненавистью посмотрел на него и пробурчал:

– Кому хорошо, а кому…

– А тебе что, плохо, что ли? Вон какое рыло наел!

Лисицкий отвернулся, а подполковник Жерехов, заскрежетав стулом, отъехал от стола, свободным движением достал из кармана пачку сигарет и закурил.

Бросив зажигалку прямо в вазу с маринованными грибами, он усмехнулся и, повернувшись всем телом к съежившемуся на диване Лисицкому, сказал:

– Ну что, обосрался? Не получилось яблок наворовать, и теперь ждешь, когда сторож с берданой придет?

Он говорил Лисицкому, но было очевидно, что его слова адресованы всем присутствовавшим.

Лисицкий зыркнул на него и сварливо ответил:

– А тебе, значит, не страшно. Смелый, значит…

Жерехов поднялся со стула и неторопливо обошел стол.

Остановившись прямо напротив Лисицкого, он засунул руки глубоко в карманы форменных галифе и, покачиваясь с пятки на носок, заговорил: