– Слу-ушай, Дядя Паша, – Соленого вдруг осенило, – так ведь Знахаря наверняка тоже повязали, только не показали по телевизору.
– Прочисти уши, Соленый, – сказал ему Астрахан, – дикторша русским языком сказала – четверых. Четверых, понимаешь? Нам и показали четверых, без Знахаря.
– Ну, может, он ноги сделал или в это время отошел куда нибудь…
– Вот именно, отошел, – саркастически усмехнулся Дядя Паша, – знал, когда отходить надо, поэтому и отошел.
Он опрокинул в рот стопку водки, потом зацепил вилкой скользкий гриб и, дирижируя им над столом, сказал:
– Кокаин им подбросили – это и к бабке не ходи. А вот кто это мог сделать так, чтобы они, все четверо, ничего не заметили?
И, прищурившись, посмотрел сначала на Астрахана, потом на Соленого.
Соленый засмущался, будто кокаин подбросил он сам, а Астрахан недоверчиво покачал головой и сказал:
– Знахарь? Не может быть.
Дядя Паша наконец отправил сопливый гриб в рот и заявил:
– Еще как может. Он и порошок подсунул, и братков сдал. Причем, сдал он их еще здесь нашим ментам, а те уже связались с арабами по своим каналам. Иначе и быть не может, зуб даю.
Астрахан снова покрутил головой и сказал:
– Ну-у, если все это так, как ты говоришь, тогда получается, что Знахарь…
И он замялся.
Дядя Паша усмехнулся и сказал:
– Вот именно! Тогда получается, что Знахарь работает на обе стороны или попросту – засланный казачок.
– Ну, Знахарь, пидар! – злобно выдавил Соленый и налил еще по одной.
Дядя Паша засмеялся и сказал:
– Вот эти самые слова и я сказал, когда увидел, как арабские мусора нашу братву вяжут. И получается, что он всех кинул и с камешками свалил.
И где его теперь искать – неизвестно. С такой мошной, как у него, можно ховаться до второго пришествия.
Астрахан сидел, нахмурившись, и о чем-то сосредоточенно думал. Наконец он поднял взгляд на Дядю Пашу и сказал:
– Не, Дядя Паша, не срастается.
– Что не срастается? – Дядя Паша удивленно поднял седые брови.
– А то, что если Знахарь хотел сделать от всех ноги и уйти под корягу, то братков для этого сдавать вовсе не обязательно. Он же должен понимать, что если мы когда-нибудь встретимся, то ему придется ответить, а спрос будет серьезный, и просто так от-базариться не удастся. Что-то здесь не так.
– Да все здесь так, – поморщился Дядя Паша. – Как ты думаешь, почему его до сих пор не повязали менты? Что, думаешь, им неизвестно, где его искать? Да если бы им нужно было, они давно бы ему ласты за спину завернули. Он или с ними заодно, или у них на крюке. А это по большому счету – одно и то же.
Астрахан открыл было рот, чтобы возразить, но в это время зазвонил телефон, и Дядя Паша снял трубку. Когда он услышал голос невидимого собеседника, его брови поползли вверх, а на лице отразилось удивление. Тот, кто был на другом конце линии, говорил, а Дядя Паша слушал, не перебивая, только выражение удивления на его лице застыло, как телевизионный стоп-кадр.
Наконец он сказал:
– Ну, давай, – и повесил трубку.
Во время этого короткого разговора Астрахан с Соленым увлеченно занимались закусками и поэтому не видели лица Дяди Паши.
Когда телефонный разговор закончился, Астрахан хлопнул водки и продолжил свою мысль:
– Так вот, Дядя Паша, я и говорю…
Дядя Паша остановил его жестом и спросил:
– Как вы думаете, кто это звонил?
Соленый пожал плечами, а Астрахан удивленно посмотрел на Дядю Пашу:
– Неужели Знахарь?
– Он самый. Звонил прямо из Каира. Соленый выпучил глаза и спросил:
– Что, в натуре Знахарь?
– Собственной персоной, – подтвердил Дядя Паша.
– И что сказал? – поинтересовался крайне заинтригованный Астрахан.
– А то самое и сказал, – ответил Дядя Паша, – сказал, что отошел на минутку, а когда возвращался, то увидел, как братков вяжут. А через час по местному телевидению показали все это, да еще то, как в участке у них из карманов пакеты с кокаином вынимали. И теперь без поддержки ему с арабами встречаться никак нельзя, потому что те ему просто голову отрежут, и все дела.
– Ну вот, – с облегчением сказал Астрахан, – а ты говорил…
– А я и сейчас говорю, – перебил его Дядя Паша, – не верю я ему. Что-то он крутит. Я сразу сказал, что он неправильный вор, что он крысятничает и тратит общак на себя. Пусть даже он сам эти деньги принес, но теперь они не его, а наши, и то, что он с ними делает – не по понятиям. Что-то он там себе мутит, а нас разводит, как лохов последних! Надо с ним разбираться, да и… В общем, валить его пора. Иначе это все для нас может плохо кончиться. От него один геморрой и никакого толку. Он сказал, что скоро приедет, так что надо поставить его перед обществом и призвать к ответу, а потом – сам понимаешь.
– А как же камни? – спросил Соленый.
– Вот то-то и оно – камни! – вздохнул Дядя Паша. – Камни, конечно, получить нужно. Но после этого – валить его, падлу, иначе…
Дядя Паша не сказал, что иначе, но и Соленый и Астрахан и так поняли, что иначе – добра не жди.
* * *
Наташа лежала на верхней полке, и я видел, как ее расслабленная во сне рука вздрагивает одновременно с ритмичным стуком колес.
Старикан-ветеран, лежавший напротив меня, тихонько похрапывал, в стакане звякала ложка, и в неярком свете горевшего у меня над головой ночного плафона была видна моя куртка, покачивавшаяся на стене у двери.
Я приподнялся и вынул ложку из стакана.
Стало немножко тише, но вот если бы еще дед перестал храпеть…
Устроившись поудобнее, я уставился своим единственным глазом в потолок и стал вспоминать разговор с Губановым, который произошел после того, как я побеседовал по телефону с Алешей.
Понятное дело, я не стал говорить ему, что поеду в Россию за Кораном, потому что он тут же допер бы, что это может оказаться пожирнее, чем три сотни блестящих камушков, а ведь на самом деле так и было. Я был готов поспорить с кем угодно, что дело вовсе не в святыне. Басни о великом Исламе давно уже перестали производить на меня какое бы то ни было впечатление, здесь дело было совсем в другом. Алеша, когда рассказывал мне о том, как выглядит тот Коран, который я должен был выцыганить у старца Евстрата, употребил слово «тоже». Я совершенно не помнил, что именно он сказал, но, убейте меня на месте, он имел в виду, что таких Коранов два. Кроме этого единственного «тоже», в его рассказе не прозвучало больше ни одного намека, и я понял, что ему запретили говорить о двух Коранах. И получается, что он или случайно оговорился, невольно нарушив запрет, или намеренно вставил «тоже» в расчете на то, что я пойму, что он имел в виду. А если так, то это значит, что Алеша не такой уж дремучий индеец и в хитростях кое-что понимает.