Я встал, спустил воду, чтобы Стержень думал, что я тут занимался тем, чем и должен был, и, сполоснув руки, вышел из ванной. Стержень сидел в кресле, развалясь, и тыкал пальцами в пульт от телевизора.
Я уселся в кресло и посмотрел на стаканчик с пойлом. А пойло, между прочим, было «Джонни Уокер» с красной этикеткой. Классная вещь!
Мы со Стержнем ухватили стаканчики и тяпнули.
После этого я продолжил свою игру:
— Ну посуди сам, Стержень, зачем ему о чем-то договариваться со мной до сходняка? Ведь вроде бы все ясно, все понятно. Или я чего-то не понимаю?
А Стержень, видя, что я остыл и не лезу на рожон, говорит:
— Значит, слушай сюда, Знахарь. Я тебе сейчас скажу кое-что, но это строго между нами. И если ты меня вломишь, я сумею отпереться, будь уверен. А ты попадешь в пиковое положение. Годится?
— Годится, — ответил я, а сам понял, что и в стилетовском огороде не все в порядке.
Но это только в том случае, если Стержень не заманивает меня в ловушку.
— Ну вот, — начал Стержень и в нерешительности замолчал.
— Давай, рожай, — приободрил я его, — раз начал, то договаривай, нечего из себя целку строить.
— Да какую там целку, — поморщившись, отмахнулся он, — в общем, если вы со Стилетом не договоритесь ладом, он сорвет сходку и ты останешься ни с чем. А сорвать он ее точно сможет, потому что на ней не будет достаточно голосов, он об этом позаботился, и решение может быть признано незаконным. И, кроме того, он недоволен тем, что общество отказалось проводить сходку на его загородной фазенде. Вот и все.
— Что значит — позаботился? — удивился я, хотя и понял, что имел в виду проболтавшийся Стержень.
— А то и значит, — ответил он, и по его физиономии было видно, что он клянет себя за длинный язык.
Я понял, что с этой темы нужно соскакивать, чтобы не загнать Стержня на измену, и равнодушно сказал:
— Ну, позаботился и позаботился, мое какое дело…
Потом подумал немножко и, хлопнув себя по коленям, сказал:
— В общем так. Передай Стилету, что Знахарь шлет ему горячий привет и наилучшие пожелания. И скажи ему, что Знахарь его уважает и хочет, чтобы он тоже уважал Знахаря. В нашей жизни взаимное уважение — первое дело. А еще скажи ему, что я хочу разговаривать с ним лично. Так что пусть позвонит мне сам. Он человек, конечно, уважаемый, но все же — не иранский падишах, и рука у него не отвалится, если он телефонную трубку снимет. И тогда мы с ним договоримся о встрече. Все запомнил?
— Да, Знахарь, все, — ответил Стержень, и по нему было видно, что он рад тому, что такой сложный разговор закончился вроде бы благополучно.
— Ну вот и хорошо, — сказал я и поднялся из кресла, давая понять, что аудиенция окончена.
Стержень тоже встал и, протянув мне руку, сказал:
— Сегодня же все передам Стилету. Я еду к нему, — он посмотрел на часы, — через полтора часа. Удачи.
— Удачи, — ответил я, пожимая ему руку, и он вышел из номера.
Я, наконец, остался один и получил возможность как следует обдумать все эти новости. И, главное, — сидя на диване, а не на крышке унитаза.
Я плеснул себе немного виски и, рухнув на диван, задумался.
Это что же получается?
Стилет грохнул трех авторитетов только ради того, чтобы не короновать меня? Или для того, чтобы в зависимости от ситуации можно было либо короновать, либо — нет? Скорее — второе. Хитер, однако, собака! Ладно, поехали дальше. А зачем ему это надо? Тут варианта два — или он меня попросту боится, или хочет надавить на меня так, чтобы подобраться к моим деньгам. И опять тут более вероятен второй вариант.
Но, если рассудить трезво — и я посмотрел на стаканчик виски, который держал в левой руке, — то тут оба варианта вместе. То есть — он и боится меня, потому что чует, что для него это добром не кончится, и правильно чует, между прочим, и денег моих хочет.
И ведь я, пожалуй, догадываюсь, Стилет, почему авторитеты отказались устраивать сходняк в твоем особняке. Просто никто тебе не доверяет, и никому не хочется уехать оттуда в цементном блоке. Раз ты грохнул троих, то почему бы не грохнуть еще хоть десятерых? А, Стилет?
О’кей!
Будут тебе и дудка и свисток, дорогой Стилет. И надудишься ты, и насвистишься. Хочешь и рыбку съесть, и жопу не ободрать? Не бывает такого, сам знать должен. А если дожил до вора в законе и не знаешь — твоя беда.
Я встал и подошел к распахнутому окну, за которым уже начинался вечер. От окна тянуло прохладой, и я с наслаждением потянулся, думая о том, что для себя уже все решил, и теперь слово за Стилетом.
В это время цветочный горшок, стоявший на подоконнике, с треском разлетелся, и меня обсыпало сухой землей.
За спиной послышался звон стекла, и я, автоматически упав на пол и откатившись в сторону, увидел, что от бутылки «Джонни Уокера» остались одни осколки. Вечеринка окончилась.
Я сорвал с левой ноги ботинок и швырнул его, стараясь попасть в выключатель. Промазал. Тогда я снял второй и на этот раз попал. Свет в номере погас и теперь застрелить меня можно было только из гранатомета. Но я был уверен, что до этого дело не дойдет, и поэтому, осторожно выглянув в окно, тщательно осмотрел дом напротив. Ничего особенного я не увидел. Обыкновенная кирпичная пятиэтажка. А вот одно из слуховых окон, которое было как раз напротив меня, было открыто. Все ясно. Выстрела я не услышал, потому что винтовка была с глушителем, а промазал он, снайпер этот, потому что ему и не нужно было в меня попадать. Такие снайперы, которые с тридцати метров не могут попасть в поясную мишень, никому не нужны. Так что это был просто обычный привет от Стилета, который хотел напомнить мне о бренности существования, а заодно и сделать меня более сговорчивым.
Вот гнида!
Хорошо, Стилет, и это тоже будет записано на твой счет. И, когда я его тебе предъявлю, плакать будешь скипидаром. Точно.
Я спокойно, не прячась, встал напротив окна и задернул шторы.
Потом подошел к выключателю и зажег свет.
На низком столике, где был разложен скромный банкет в честь визита Стержня, валялись осколки стекла и блестела лужа хорошего напитка.
Я покачал головой и вышел из номера.
Проходя мимо конторки дежурной по этажу, я сказал:
— Там, в триста шестом, нужно уборочку сделать.
Она тут же сняла трубку и защебетала с горничной, а я отправился вниз, чтобы сбацать несколько партий на бильярде. Если маркер даст мне пару шаров форы, то, может быть, я у него и выиграю.
Хотя — вряд ли.
* * *
Меня разбудил негромкий звонок телефона.
Я откинул одеяло и, спустив ноги с постели, нашарил тапочки. Телефон продолжал звонить, и я, чертыхаясь, доковылял до столика и снял трубку.