- А причем здесь фамилии? - удивился Годунов.
- А при том, что партию основал не Романов-Черных, а некий тип со смешной фамилией Демушкин и инициалами А. А.
- Акакий Акакиевич? - рассмеялся Годунов.
- Анонимный Алкоголик! - вмешалась Светлана и решительно дернула меня за руку. - Проводи меня, мне плохо!
Я взял ее за талию и повел в сторону туалета.
У дверей она остановилась, заглянула внутрь и сказала:
- Извращенец! Я не буду трахаться в туалете!
- Ты же сказала: «Мне плохо!»
- Мне без тебя плохо, дурачок!
Я снова обхватил ее за талию и повел в спальню, где она упала на кровать, обняла подушку и сразу уснула, что-то бормоча в наволочку.
- Уже? - удивился Годунов. - А мы тут думали, посидим, выпьем спокойно, без начальства!
- Уснула, - шепотом ответил я, как говорят о беспокойных младенцах. - Так что там с этим основателем?
- А ничего! Нет такой фамилии в официальных сайтах. Между прочим, и Романова-Черных там нет.
- Кстати, о Романове по фамилии Черных. Лежал я тут в клинике по перемене морды и буквально в последний день с мужичком одним познакомился.
- Интересный человек оказался?
- Да человек-то, может быть, и неинтересный, но судьба у него интересно складывается. Представляешь, лежит человек в дорогой клинике, а сам он - небогатый, кормежку больничную почитает за верх блаженства, и сколько операция стоит, которую ему уже сделали - не знает. Больше того, выйду из больницы, говорит, по миру поезжу, а то нигде не бывал до сих пор!
- Занятно! И что думаешь по этому поводу?
- А думаю, что двойника кому-то готовят. Как ты считаешь, зачем кому-то нужен двойник?
- Отстал ты, Кастет, от жизни! Сейчас время такое - всем двойники нужны, и президенту банка и генсеку партии…
- Да, - я вспомнил о двойнике Кирея, который полег вместо него в холле гостинцы «Невский палас», - да, тут ты прав. Но ты по своим каналам не можешь узнать, чью морду ему пришили?
Годунов задумался.
- Если честно, Леша, могу, но не хочу. Скорей всего мы с этим двойником пустышку вытянем, а я отношения навсегда испорчу. Почему люди этой клиникой пользуются? Да, хорошая, да, мирового уровня, но, главное, за ворота клиники ничего не выходит! Ничего и никуда! Знал бы ты, кто туда пытался внедриться! Вот такой список можно составить! - Годунов развел руки, показывая размер списка внедрявшихся. - Не буду я этого узнавать, извини.
- Понимаю, - сказал я, - а если совсем подопрет, узнаешь?
- Если подопрет - узнаю, - пообещал он. - Кеша, принеси-ка еще бутылочку. В горле уже от разговоров першит.
Кеша сходил на кухню, и следующая бутылка была такой же холодной и запотевшей, как и все предыдущие.
- Слушай, а как ты на Светлану вышел? - спросил Годунов, когда мы оценили качество новой бутылки.
- Я ж говорил тебе на «Ксении», помнишь?
- Что-то говорил, что-то - нет. Здесь помню, а здесь не помню, - Годунов показал на голове участки с разным уровнем усвоения информации.
Я рассказал капитану Годунову о том, как побывал в особняке партии «Русский путь», что там видел и слышал, про Тимофея Рукосуя, дородную Софьюшку, Левшу по фамилии Штраус и здорового привратника-детину, бойко лопочущего на церковно-славянском языке…
- Софья, говоришь, девицу зовут? - оживился Годунов. - А мы к этой Софье подошлем кой-кого, пусть при девице побудет! А за Тимофеем твоим, Рукосуем, у меня уже три дня «топтун» ходит. Ничего пока не выходит, но, Бог даст…
- А как, ты говоришь, твоего «топтуна» зовут? - между прочим спросил я.
- А я не говорил, как его зовут, - трезво ответил Годунов, - зачем тебе лишним мусором голову забивать!
- И то верно! - согласился я. - Передай, пожалуйста, селедочку, что-то на соленое потянуло…
- А у мужиков это - к выпивке, точно говорю, примета такая народная.
Я опять вспомнил «Русский путь» и Палыча, который цитировал устав партии:
- Член «Партии угнетенного русского народа» свято блюдет и совершает национальные обряды и обычаи Великого Русского народа!
- О чем задумался? - Годунов тронул меня за руку, пододвинул налитый стопарик. - Есть чего выпить - уже хорошо, а у нас и закуски полон стол!
- О жизни, Саня, задумался, о жизни! Дерьмо жизнь, одни непонятки, с чего начать - не знаю!
- Начинать надо с водки! А что касается жизни, - Годунов поднялся, вышел из комнаты и вскоре вернулся с толстой книгой в руке. - Я когда здесь ночую, знаешь, чего читаю? Фрейда! - Он показал обложку толстой книги. - А старина Фрейд что говорит? Старина Фрейд говорит: «Если человек начинает интересоваться смыслом жизни, это значит, что он болен»!
- А я о смысле жизни ничего не говорил, - запротестовал я, - я говорил о жизни в том плане, как она течет, чего в ней происходит…
- Так, этому больше не наливать! - торжественно объявил Годунов. - А то он сейчас спросит, уважаю ли я его и заявит, что он меня уважает!
- Ну, не до такой же степени! - обиделся я. - Хотя, может быть, и действительно хватит.
- Лады! - легко согласился Годунов. - Вот эту литруху раскатаем, и все!
Кеша на кухню вроде не выходил, а на столе появилась нераспечатанная литровая бутылка водки. Я оглядел собутыльников, чтобы воззвать к их совести и состраданию. Паук-Порфирин спал, свесив длинные конечности до самого пола, зато Кеша Бессонов уснул традиционно, на столе, совсем немного разминувшись с блюдом салата.
- Хорошо, - сказал я Годунову. - Допьем, и все?
- Точно, допьем, и все!
- Тогда я сначала позвоню.
Я набрал номер Кирея.
- Блин, ты куца пропал? - заорал на меня Кирей в трубку. - Мы, бля, тут все изошлись, а ты…
- Погоди, Кирей, не кипятись. В чем дело? - я обычно называл его по имени-отчеству - Всеволод Иванович, но слово «Всеволод» мне сейчас было не произнести.
- В чем, бля, дело, говоришь? Как Светлана? Получилось у тебя, нет? Слышу, водку трескаешь - от радости или от горя?
- От радости, Всевылд Иваныч, от радости!
- Ну и слава Богу! Тогда и мы сейчас от радости выпьем. Петрович, слышишь, он Светланку освободил! Привет ей от меня и от Сергачева тоже. Он же на могилку к Наташке каждый выходной ездит, помнит, сволочь лысая…
Похоже, Кирей шмыгнул носом. Не знаю, как его, а меня на слезу прошибло, и я ладонью вытер глаза.
- Ты мозги не все пропил, понимаешь, чего я скажу?
- Понимаю, - ответил я.
- На завтра у меня сходка в «Медведе» забита, о тебе толковать будем, и о том, что ты мне тогда сказал. Так что вечером я тебе на трубу позвоню. К завтрему-то протрезвеешь?