В подтверждение своей веры Черных истово перекрестился. Размеры дорогого автомобиля позволяли ему даже упасть на колени, но до этого, слава Богу, не дошло.
- Подъезжаем, шеф!
У кованых ворот с готической надписью машина остановилась, Петька выскочил, чтобы распахнуть створки, а я спросил:
- Что здесь написано, «каждому - свое»?
- Нет, «Слепое повиновение» - девиз «Орденсбурген»». Хороший девиз, мои люди ему следуют, - Черных взглянул на меня, недобро улыбнулся, - иначе - смерть!
Я сделал вид, что не понял намека. Сказал:
- Надо же!
И отвернулся к окну.
Машина поехала через большой ухоженный парк со скульптурами древних рыцарей в латах, пеших и конных, изображенных то стоящими в одиночку, то борющимися с противниками, непременно полуголыми или одетыми в звериные шкуры.
Совершенно неожиданно извилистая аллея уперлась в большую площадку с работающим фонтаном посредине. Фонтан изображал, естественно, рыцаря, вонзившего копье в груду камней, откуда и поднималась ввысь струя воды. К ногам рыцаря карабкалась из воды каменная девушка с растрепанной прической и мускулистыми руками сельскохозяйственного рабочего. Нижняя часть ее тела скрывалась в воде, и сказать наверняка - русалка это или просто мокрая женщина - было затруднительно.
Сюжет фонтанного действа также остался для меня непонятен - то, что одетый в доспехи воин внезапно открыл геотермальный источник и решил поделиться этой радостью с купающейся поблизости пейзанкой, я отверг сразу, уж больно воинственно выглядел рыцарь и слишком настойчиво лезла к нему девица. Если он ее спас, то от кого? Существо, способное спрятаться в груде камней, должно быть небольшим и не представлять серьезной опасности для такой мускулистой особы. Но, с другой стороны, спрятавшееся существо извергало из себя струю воды высотой метра четыре, что говорило о его богатых потенциальных возможностях в смысле общения с девушками, и тогда выходило, что лезущая из воды девица могла умолять рыцаря пощадить богато одаренного природой индивида…
До конца разобраться в хитросплетениях германской мифологии я так и не смог, потому что меня прервал голос Черных:
- Здесь по вечерам я люблю слушать Вагнера! - и он описал в воздухе полукруг, то ли изображая «Кольцо Нибелунгов», то ли представляя Вагнера в виде геометрической фигуры… - Дальше мы пойдем пешком, так принято. Владелец замка, вернувшийся из крестового похода, оставлял здесь коня и оружие и шел к замку пешком, босой, одетый в рубище, с горящей свечой в руках.
- Нам тоже разуваться? - поинтересовался я.
Черных не ответил, бросил на меня свирепый взгляд и, склонив голову, побрел по узкой тропе в глубь парка Я пошел сзади, с любопытством озираясь по сторонам, хотя ничего особо интересного вокруг не происходило. Росли деревья, как и положено в парке. Вверху, в листьях, шуршали крыльями птицы, изредка чирикая и издавая другие присущие пернатым звуки. Но чем дальше мы углублялись в сторону невидимого пока замка, тем более парк превращался в лес, ветки уже смыкались над нашими головами, едва пропуская солнечный свет, неясные тени пробегали между деревьями, время от времени раздавался хруст сухих веток под ногами…
Вот так, молча, мы шли еще минут пятнадцать, потом впереди показался солнечный свет, тропа стала шире и ухоженней, больше напоминая парковую аллею, чем тропинку в лесу, и мы вышли на поляну, в центре которой стояла готическая часовня с высоким стрельчатым шпилем и узкими окнами, украшенными витражом.
Выйдя на залитую солнцем поляну, Черных выпрямился, поднял голову и размашисто, по-православному, перекрестился.
- Как это очищает! - радостным голосом произнес он и вперил взор в часовню.
Часовня действительно была хороша, прожитые века и войны никак не отразились на ее внешнем виде, небольшая, аккуратная, устремленная вверх, она стояла в своей первозданной красе, словно рабочие только что покинули ее, унося с собой последние доски от строительных лесов.
- Представляешь, рыцарь только что вернулся из Палестины, он освободил от неверных Гроб Господень, его доспехи иссечены острыми мечами сарацинов, щит пробит тяжелым копьем. Под ним пало несколько лошадей, враги убили верного оруженосца, но он совершил подвиг веры и теперь вернулся в родные края. Старики-родители, не дождавшись храброго воина, отошли в лучший мир. Красавица-жена умерла от тоски, никто не ждет его в замке. Поэтому, вернувшись в родной дом, он направляет свои стопы сюда, в древнюю родовую часовню, чтобы предаться неспешной молитве и провести остаток жизни в покаянии и беседе с Богом.
Черных снова замолчал, переживая трагедию лишенного семьи крестоносца, но справился с собой и сказал голосом, способным тронуть сердца юных непорочных дев (буде таковые попадутся на его пути) и дев старых, готовых тронуться от любого обращенного к ним мужского слова:
- Зайдем, Леша!..
Высокая стрельчатая дверь неслышно распахнулась, из часовни пахнуло приятным холодком, сразу за порогом начала звучать органная музыка, грустная и небесная, потому что извлекалась дуновением воздуха, а не насильственным ударом по клавишам, струнам или натянутой коже безвинно убиенного животного.
Внутри стояли дубовые скамьи с отполированными многими поколениями верующих сиденьями, на одном лежал забытый кем-то молитвенник. Пахло свечами и еще чем-то, присущим только церкви.
Черных прошел к самому возвышению, с которого, должно быть, читались проповеди и клеймились грехи богобоязненных прихожан, а я остался у дверей, памятуя, что католики как-то неправильно веруют во Христа и являются извечными конкурентами православных.
Окончив молитву, Черных пошел назад, ступая по разноцветным пятнам солнца, проникающего в темную часовню через красочные стекла витражей. Я вслед за ним вышел наружу, орган за спиной стих, дверь неслышно затворилась…
- Вижу, тебя грехи дальше порога не пустили, - злорадно сказал Черных, - а я здесь часто бываю, да, часто…
Мы обошли часовню и за ней, на краю полянки, обнаружились две простые деревянные лавки, наподобие тех, что устраивают в русских деревнях для вечернего лузганья семечек и обсуждения дел соседей и родственников, как ближних, так и дальних.
Уже почти миновав стену часовни, Черных остановился, похлопал ее по каменному боку и с гордостью сказал:
- Двенадцатый век, вторая половина, представляешь?
- Нет, - честно сказал я, потому что действительно не представлял себе двенадцатый век, как, впрочем, и все остальные века, вместе и порознь…
Черных покачал головой, осуждая мою убогую фантазию, но, усевшись на скамейку, все-таки пригласил меня сесть рядом.
Для начала наследник российского престола уткнул лицо в ладони, долго молчал, потом достал платочек, вытер глаза и нос и, наконец, решился начать.
- Нужно спасать Россию, Леша, - сказал он спокойным и будничным голосом, как говорят, - нужно собрать грибы или забить гвоздь, - и сделать это можем только мы с тобой…