Увлеченный беседой с малышней, Степан даже не заметил, как к его машине с другой стороны улицы подбежал молодой парень в кожаной куртке и черной шапке.
– Ты Степан?
– Да, – ответил он с небольшой задержкой.
Спрашивающий выглядел дружелюбно и держал руки на виду.
– Пусти в машину, погреться.
Степан отпер дверь и парень сел рядом с ним.
– Хорошая машина, – заметил он. – Твоя?
– Нет, – Степан тронулся с места.
– Я Даня, – представился запоздало пассажир и сунул Степану крепкую широкую ладонь, украшенную полустертой татуировкой.
Татуировкой Степана было не смутить, у самого была парочка – память о Павловске, футбольном клубе и девушке Наташе, которая, возможно, и не стоила столь долгой памяти, но удалить синее сердечко с ее именем, проткнутое непременной стрелой, все не доходили руки.
Смущало другое – Даня явно был из породы бойцов, и его присутствие здесь могло обозначать, что все обстояло не так просто, как представлял себе поначалу Степан. Под курткой у Дани оттопыривалась наплечная кобура.
– Значит, так! – сообщил он. – В квартире у Маркизы сейчас двое приезжих. Судя по всему, менты. Чудовские пытались с ними какие-то контакты навести – типа, давайте сотрудничать. Но их отшили. Ждут они, конечно, саму Маркизу. Мы здесь на одной квартирке обитаем, сейчас туда поедем, а там уже решим, что делать!
– Да не боись ты! – добавил он, заметив что Степан напрягся. – Мы свои. Я, правда, с Маркизой не знаком, но приказ получил жизнь отдать да тебе помочь… Так что ты здесь у нас вроде босса сейчас будешь. Только не возгордись и нас слушай, у тебя ведь опыта никакого, верно?
– Никакого, – согласился Степан, понимая без разъяснений, о каком опыте сейчас идет речь.
– То-то и оно, – закончил Даня и показал вперед. – Вон там в переулочек сверни.
Даня и его напарник базировались в однокомнатной квартире с оборванными старыми обоями, из под которых выглядывали газеты еще советских времен с фотографиями передовиков производства, вкалывающими за станками. Напарник – плечистый мужик в полосатом свитере, восседал за шатающимся столом, составлявшим вместе с раскладушкой и древним буфетом почти всю мебель в квартире. На столе стояла початая бутылка «Гжелки». Степан из вежливости выпил сто грамм. Закусили шоколадками «Кэдбери», которые производятся тут же, в Чудове.
От второй порции он отказался.
– Ларик! – напарник выпил свою и только после этого протянул руку Степану, не вставая и тут же разъяснил имя. – Илларион. Есть такое имя.
– Знаю, – сказал Степан. – Хорошее имя.
Тот покачал головой, глядя на него изучающе.
– Я не понял, тебя прислали или ты сам вызвался?
– Вроде как сам, – признал Степан.
– Еще того чище, – Ларик поковырял ногтем в зубах. – Ты же, сразу видно, не из суперменов. Или это тот случай, когда внешность обманчива?
Ирония была слишком очевидна, Степан промолчал.
– Ладно! – Ларик наполнил еще – себе и Дане. – Втроем все равно сподручнее будет. Машина у тебя ничего, я в окно видел, как вы подъезжали. Тогда план простой будет – мы вдвоем (он кивнул на напарника) отвлекаем ментов на квартире, ты хватаешь старуху и дуешь отсюда что есть мочи.
– А с ней проблем не будет? – спросил Степан.
– Трудно сказать! – ответил Даня. – По нашим данным, Мария Игнатьевна пребывает в прострации и, похоже, милицию это вполне устраивает. К ней врача вызывали после смерти мужа из-за сердечного приступа, но все обошлось. Не удивлюсь, если эти ребята еще вкалывают ей что-нибудь, чтобы не мешала и вела себя как надо.
– В таком случае, – подхватил Ларик, – твоя задача упрощается донельзя. Берешь дамочку под руки или на руки – она от огорчений исхудала совсем, как ребенок, поди, весит. Сажаешь в машину и уматываешь!
– Куда повезешь-то? – поинтересовался Даня.
– К себе, наверное.
Ларик вздохнул.
– Не к себе, а вот сюда! – он оторвал от обоев кусок и быстро начирикал на нем адрес в Новгороде.
– Это наша хата. – пояснил Даня. – Мы туда с самого начала маркизову мамашу планировали перебросить, да пока не вышло. И так едва не засветились. Забулдыга, у которого мы эту хибару тараканью снимаем, сначала решил, что мы собираемся его выселить и квартиру забрать, как он в газетах каких-то читал. Перепугался и едва милицию не вызвал – придурок. Будто этот однокомнатный сортир кому-нибудь может понадобиться.
Посмеялись.
– Хорошо, – Ларик снова стал серьезным. – Вариант второй. Тетка не в прострации, а активна и полна сил, что, кстати, тоже бывает при некоторых видах депрессии. Тогда придется ее сначала усмирить. Силенок хватит?
Степан кивнул:
– Вполне.
– Ты только постарайся понежнее. Объясни в двух словах, кто ты, а если не поверит, то у нас тут кое-что есть на такой случай!
Даня вытащил из буфета пузырек и кусок ваты.
– Старое, испытанное временем средство. Эфир. Помнишь, как в «Операции Ы» бабулю-сторожа планировали нейтрализовать? Ну вот тебе и инструкция, считай, по применению! Да, сваливаешь потом на полной скорости. С гаишниками не жадничай – даешь полтыщи и все вопросы отпадают сами собой. Здесь можно весь город вывезти, имея деньги.
– Когда пойдем? – спросил Степан, пряча в карманы и пузырек, и вату.
– Как стемнеет, – мрачно сказал Ларик. – Чего зря внимание привлекать – старушка не улетит, а менты к вечеру должны расслабиться. Они там тоже, поди, не Пушкина читают…
За окном быстро смеркалось, в домах зажигались огни. Мария Игнатьевна с тяжелым вздохом переместилась на кухню – приготовить что-нибудь для себя и незваных гостей. Готовила не из любезности, а чтобы занять себя чем-то. Душа ее разрывалась – инстинкт самосохранения подсказывал, что нужно жить во что бы то ни стало. Есть, пить, двигаться, работать… И она двигалась, автоматически, словно во сне. А с другой стороны, внутренний голос беспощадно нашептывал, что жить-то больше уже незачем. Что жизнь Марии Игнатьевны Королевой пройдена до конца и больше не будет в ней ничего хорошего. Единственная дочь Анжелика стала убийцей и, по слухам, сбежала из колонии. Женщина боялась думать о том, в кого могла превратиться ее девочка, бывшая когда-то беззаботным, счастливым существом, полным самых радужных надежд. Она была теперь где-то далеко в другом, незнакомом Марии Игнатьевне мире, и, очевидно, связь между ними была потеряна навсегда.
Теперь ушел из жизни Саша, муж. Ушел глупо и нелепо. Больше не для кого жить и ее даже не напугало письмо с угрозами, тем более что в милиции сказали, что это глупая шутка соседей, а милиции Мария Игнатьевна верила.
Соседям, правда, она ничего плохого не делала, чтобы дать повод так гадко шутить. Всегда были хорошие ровные отношения. С другой стороны, вспоминалось с каким гадливым любопытством глазели соседки после того, как об аресте дочери стало известно в городе. Может, кто-нибудь из молодежи, сейчас ведь поколение сумасшедшее – никаких ценностей, один телевизор на уме, а в телевизоре ничего, кроме убийств и секса. Вот и дочь ее свело с ума, проклятое телевидение…