Двое других уважаемых донов качались в плетеных креслах и слушали, как он неторопливо рассказывает историю своего славного семейства. Они слышали ее по крайней мере раз сорок, но уважение к крестному отцу, каковым для них являлся Кордова, не позволяло прервать докладчика, и они, кивая в нужных местах, пускали в небо дым дорогих сигар.
Послышался знакомый шум мотора, и сеньор Кордова сказал:
– Наверное, Сервантес несет нам добрые вести.
Доны закивали, и все трое посмотрели в ту сторону, откуда доносился звук.
Из-за угла действительно выехал открытый джип, принадлежавший Сервантесу, но за его рулем сидел незнакомый коротко стриженный крепкий молодой европеец в черных очках, а остальных в машине почему-то не было. Следом за джипом вывернул большой черный «БМВ» с темными стеклами, и обе машины остановились перед крыльцом дома сеньора Кордовы.
Парень заглушил двигатель, вылез из джипа, с приветливой улыбкой помахал рукой сидевшим на крыльце людям, затем пересел в «БМВ», и черная машина, сорвавшись с места, исчезла за поворотом.
Удивленный Кордова привстал и заметил, что в маленьком кузове джипа лежит какой-то груз, укрытый брезентом. Он кивнул Энрико Варгесу, и тот, поднявшись с кресла, спустился с крыльца и подошел к машине. Приподняв брезент, Варгес тут же бросил его на место, будто увидел там змею, а когда он обернулся к Кордове, его лицо стало бледным и вытянувшимся.
Сеньору Кордове это не понравилось, и он, с резвостью, обычно не свойственной людям его возраста и положения, сбежал с крыльца и решительно откинул брезент.
В кузове джипа, неестественно вывернув мертвые руки и ноги, глядя в разные стороны неподвижными глазами, лежали четыре окровавленных трупа. Все они имели по нескольку пулевых ранений, а у лежавшего с краю Сервантеса была дырка в самой середине лба. Мало кто знал, что до поступления в бандиты Карапуз был мастером спорта по стрельбе из пистолета.
Сеньор Кордова этого, понятно, тоже не знал, но понял, что молодые волчата, посланные им проучить наглых пришельцев из дикой России, нарвались на настоящих волков. А у настоящих волков, как известно, зубки посерьезнее будут, и справиться с ними могут только гризли. Матерые североамериканские гризли с белой отметиной на груди и когтями длиной с человеческий палец.
Он осторожно опустил брезент на место, огляделся и сказал Энрико Варгесу:
– Сеньор Варгес, позаботьтесь о том, чтобы молодых людей похоронили со всеми почестями. А я пойду в дом. Мне нужно сделать несколько телефонных звонков. Хуан Гарсия должен узнать о том, что позволяют себе эти проклятые русские.
Варгес кивнул, а сеньор Кордова, разом постаревший на пару десятков лет, медленно поднялся на крыльцо и скрылся в доме. Варгес посмотрел на брезент, под которым лежали трупы, и, покачав головой, достал из кармана телефон.
* * *
Вилла, принадлежавшая кокаиновому королю Хуану Гарсии, отличалась от скромного двухэтажного дома сеньора Кордовы так же, как Кремлевский Дворец Съездов отличается от здания райкома в Красных Буграх.
Трехэтажный дворец из розового мрамора с белыми колоннами, стоявший на берегу Тихого океана, ясно давал понять, что вполне приличное по меркам латинского квартала обиталище местечкового пахана сеньора Кордовы пригодно только для того, чтобы хранить в нем лопаты или содержать скотину.
Перед виллой, на большой, аккуратно подстриженной лужайке, находился белокаменный бассейн с нежно-зеленой водой, рядом с ним были расставлены шезлонги, а в них, в свою очередь, располагались несколько блондинок. Располагались они вокруг главного шезлонга, в котором возлежал сам великий Хуан Гарсия в красных плавках, черных очках и с толстой гаванской сигарой в изящных пальцах.
Поодаль, в незаметных местах, устроились телохранители, которые бдительно следили за окрестностями и охраняли покой выдающегося наркобарона. Они, невзирая на жаркий день, были в черных костюмах и черных очках. На крыше дворца маячили еще двое охранников, прикрывавших подходы к персоне Хуана Гарсии с воздуха. На некотором отдалении от виллы находилась вертолетная площадка, на которой замерла изящная белая стрекоза с огромными черными глазами и ярко-красным номером на борту. Рядом с ней, под большим белым зонтиком, сидели двое пилотов, готовых в любую минуту поднять машину в воздух и доставить хозяина куда угодно в пределах емкости бензобака.
По лужайке носились восемь доберманов, которые были заняты тяжелым набивным мячом, но не следовало принимать их за веселых игривых песиков. Стоило только приказать, и они могли разорвать на части любого нежелательного гостя.
Хуан Гарсия благосклонно переводил взгляд с одной девушки на другую, а они старались понравиться ему изо всех сил, и поэтому соперничали друг с другом, принимая неимоверно вызывающие и соблазнительные позы. Купальников на них не было, а те тонкие ленточки, которые весьма символично прикрывали их лобки, назвать трусами не догадался бы никто.
Как и все хачики, Хуан Гарсия любил блондинок, а наибольшей популярностью у него пользовались девушки со скандинавскими корнями. Белая кожа, белые волосы, голубые глаза… Ах, как они смотрелись в постели рядом со смуглым черноволосым красавцем Хуаном Гарсией! Их прекрасные тела были как молоко, сам же Гарсия цветом кожи напоминал индейца-чибча, который полжизни проводит на горных пастбищах дремлющего вулкана Руис, и кровь древних ацтеков закипала в нем, когда, окруженный белокурыми нимфами, он парил, как на облаке, на своей огромной постели, в которую можно было смело уложить взвод морских пехотинцев в полной амуниции.
Девушек было четыре, и Хуан Гарсия наслаждался, наблюдая за изгибами их молодых тел, а сладострастные взгляды, которые они бросали на своего покровителя, тешили его мужское самолюбие. И, надо сказать, Хуан Гарсия ни разу не обманул их надежд, с честью доказывая в постели, что он настоящий мужчина, достойный имен своих древних испано-индейских предков.
Повинуясь молчаливому жесту, одна из девушек взяла со столика бокал с коктейлем и поднесла его своему господину. Пытаясь сделать это как можно изящнее и обворожительнее, она не удержала равновесия, и несколько капель напитка упали на руку Хуана Гарсии. Изобразив смущение и стыд, наложница опустилась на колени и стала облизывать пальцы хозяина, закатывая при этом глаза так, будто это были вовсе не пальцы, а что-то совсем другое. При этом ее молодая, но вполне зрелая грудь скользнула по голому волосатому колену наркобарона, и Хуан Гарсия, улыбнувшись, положил руку девушке на затылок.
Правильно поняв намек, она опустила голову ниже, и через минуту весь выводок восемнадцатилетних красоток сгрудился над раскинувшимся в шезлонге Хуаном Гарсией, скрывая от посторонних глаз то, что там происходило. В происходящем участвовали все девушки по очереди, стараясь превзойти друг друга в умении доставить удовольствие великому мужчине.
Был ли Хуан Гарсия великим самцом – никто не знал. Скорее всего, ему было далеко до легендарного Казановы, а уж тем более до великого баскетболиста Уилта Чемберлена, успешно удовлетворившего двадцать тысяч своих поклонниц. Но каждый велик по-своему, и то, что он был великим дельцом и стратегом, ни у кого не вызывало ни малейшего сомнения.