На дороге лежал мертвый Володя Севастьянов.
Кастет почему-то глянул на часы, словно оставляя в памяти время гибели своего телохранителя, ставшего почти другом.
Времени играть в увлекательную игру «Что? Где? Почему?» не было. Леха быстро обшарил карманы Севастьянова, забрал бумажник и мобильный телефон — свой остался в бардачке сгоревшего «Гольфа».
Бегом вернулся к Халилу, тоже забрал все из карманов, включая бумаги, написанные причудливой арабской вязью, саудовский паспорт и роскошную, чуть ли не в золотом корпусе, трубку. В памяти есть номера телефонов — могут пригодиться. Схватил Рустама за руку, усадил его в Володькины «Жигули», сам сел за руль и, не обращая внимания на колдобины деревенского Бродвея, погнал к чистяковскому особняку.
Передал Рустама из рук в руки, строго наказав не спускать с него глаз, и поехал к станции. На импровизированной привокзальной стоянке оставил машину, предварительно проверив салон и багажник. Ничего, что могло вызвать повышенный интерес милиции, не было. Севастьянов был спец и лишнего с собой не возил. Запер машину, сходил в станционный туалет, представлявший собой реликт советской эпохи — деревянную будочку с вырезанными в доске круглыми дырками, густо обсыпанными хлоркой, и утопил там связку «жигулевских» ключей, предварительно сняв с кольца странный ключ с маленькой металлической биркой.
— Приикотитсаа! — с финским акцентом сказал себе Кастет.
Потом Леха не спеша выпил две бутылки теплого пива, дождался электрички и с жидкой толпой вылезших из нее пассажиров вернулся в деревню Пепекюля.
Первый звонок о взрывах на станции Можайская поступил на пульт дежурного ГУВД в 13.55. После этого звонили уже непрерывно — люди были взбудоражены ночным терактом и называли не только разное число взрывов, но и совершенно фантастические места новых терактов — от Мариинского дворца и Смольного до Морского порта, «Пулкова» и Сосновоборской АЭС. А бдительный пенсионер сообщил о том, что своими глазами видел колонну чеченских танков, на большой скорости двигавшуюся в город по Таллиннскому шоссе.
Уже по первому звонку было созвано экстренное совещание в кабинете начальника ГУВД. Усталый невыспавшийся генерал, совершенно выбитый из колеи ночным происшествием, предложил собравшимся высказаться.
— Это же станция, там — линейный отдел, они-то что говорят? — спросил кто-то.
— А ничего не говорят, — махнул рукой генерал, — трубку никто не снимает.
— Значит, на происшествии, — предположил Богданов.
— Ага, или пьют.
— Сегодня ж среда, середина недели.
— Нет закона, запрещающего пить по средам.
— Надо в штаб округа позвонить, может, у них самолет упал. Теперь каждый день где-нибудь падают, — предложил Исаев.
Совещание его мало интересовало, он хозяйским глазом осматривал кабинет, планируя какую надо сделать перестановку.
— Позвонили, говорят — у них все нормально, — ответил генерал.
После этого долго обсуждали вопрос, какая связь работает оперативнее — милицейская или военная. Пришли к выводу, что обе работают хреново, но милицейская все же лучше. Потом кто-то предложил позвонить участковому деревни Пепекюля и направить его на предварительное дознание. В результате возник спор — есть в деревне Пепекюля участковый или нет, а если есть, то где он находится и по какому телефону с ним можно связаться. К единому мнению не пришли, на дальнем конце большого, поставленного буквой «Т» стола, даже поспорили на ящик пива. Жаркие дебаты о количестве населения на душу одного участкового прервал новый звонок дежурного по городу. В деревне, оказывается, находился по личной надобности капитан Сергеев из 30-го отделения милиции.
Набравшись мужества и водки, он сходил в дальний конец деревни и подтвердил, что — да, взрыв имел место, и не один, а два, имела место быть также перестрелка высокой интенсивности, в результате чего на участке лежит множество трупов лиц кавказской национальности и на дороге, у ворот один труп лица славянской национальности. Но сейчас все кончилось и в окрестностях тихо, поэтому можно присылать усиленный наряд милиции, а также батальон СОБРа. Больше ничего сраженный нервным перенапряжением капитан Сергеев добавить не смог.
— Вот и хорошо, — сказал повеселевший генерал, — капитану Сергееву объявить благодарность в приказе по Управлению, сотрудникам милиции выполнять плановые операции, разработанные специально для подобных случаев в Центре по борьбе с терроризмом. Все свободны. Да, и введите план «перехват», что ли…
Полковника Исаева генерал попросил остаться, чтобы выяснить — какие планы в Москве по его генеральскую душу, и что можно сделать, чтобы эти планы скорректировать в лучшую для генерала сторону.
* * *
Небольшая группа людей, бредущих со станции в деревню Пепекюля, состояла исключительно из местных жителей.
В середине недели гости из города приезжали редко, поэтому Кастет вызвал интерес у аборигенов. Рядом с Лехой ковыляла старушка с двумя большими клетчатыми сумками, Кастет вызвался помочь и охотно рассказал благодарной старушке о том, что приехал к своему другу Петру Чистякову, который живет в доме номер шестнадцать. Старушка справилась у спутников, точно ли есть в деревне дом номер шестнадцать и живет ли там кто-нибудь.
Шедший рядом мужичок, одетый не по весне в ватник и зимнюю шапку со спущенными ушами, подтвердил, что живет в этом доме мужик, зовут Петром, поболе недели уже живет и все это время пьет горькую, но ведет себя тихо, не дебоширит. Из дому выходит только к колодцу, воды набрать, то ли для мытья, то ли, скорее, для утоления понятной утренней жажды.
За теми разговорами дошли до деревни, и Леха начал уже привычно стучать в дверь и кричать в окна. Содержимое дома никак не реагировало на Лехины призывы, что особо и не удивляло, учитывая состояние обоих постояльцев. Кастет уже намерился искать какую-нибудь железяку, чтобы взломать дверь, но потянул ее, и дверь неожиданно легко распахнулась.
Леха постоял немного в сенях, привыкая к полумраку, потом прошел в горницу. Там с утра мало что изменилось — присутствовал спящий положа голову на стол Рустам и отсутствовал Петька Чистяков. Подойдя ближе, Кастет обнаружил еще две существенные детали — на столе лежала записка, а в спине Рустама торчал кухонный нож. Удар был точный, кровь не вылилась наружу, а осталась внутри тела.
Леха помнил этот нож, лежавший тогда на столе среди кусков колбасы и хлеба, клинок был сантиметров тридцать. И теперь этот клинок почти полностью ушел в тело Рустама, пробив его, должно быть, насквозь. Удар такой силы и точности пьяному человеку не совершить…
Леха взял записку. Там корявым, но все-таки трезвым почерком было написано:
«Кастет! Не ищи меня, я сам тебя найду и все объясню. П.Ч.».
Леха еще раз перечитал записку. Не для того, чтобы проникнуть в тайный ее подтекст или осознать всю глубину содержания, а чтобы как-то заполнить внезапно возникший в голове вакуум.