— И еще плохо, — сказал Паша, — что погибли пацаны, а предъяву сделать некому, потому как Арво Ситтонен — он тоже ничей, а Жанна — вообще баба, следовательно, не при делах… Байда какая-то смурная начинается в городе, — со вздохом заключил Паша.
И в этом он был прав.
«Новости криминала» очень скупо сообщили об очередной перестрелке в ночном клубе «Занзибар», известном сложной криминогенной обстановкой, и еще раз обратили внимание властей на необходимость навести порядок в ставшем популярным у молодежи центре культурного досуга.
Жанна была опечалена тем, что журналисты ни слова не сказали о ее мужественном убийстве преступного бармена, упомянув только о четырех убитых и нескольких раненых. Зато она живо заинтересовалась очередными сборами в дорогу Кастета.
— Ты пистолет с собой берешь? — спросила она. — Если берешь пистолет — бери и меня, я тоже стрелять буду!
Леха объяснил ей, что пистолет он берет просто так, по привычке, и вообще, пистолет у него вроде талисмана и без него Леха и шагу из дому не делает. Ей, Жанне, придется поскучать пару часиков одной, зато днем они пойдут в ресторан и он познакомит ее с одним очень интересным человеком.
Мысли Жанны в результате обратились совсем в другую сторону, а именно — в сторону одежды, потому как бедной девушке надеть в ресторан было совсем нечего и вообще никакой одежды у нее здесь нет, кроме дюжины трусиков, купленных в соседнем бутике, и то бедная девушка из экономии их не надевает. Несчастной, напрочь лишенной одеяния особе была выдана энная сумма денег на покупку необходимого обмундирования и строго-настрого было наказано далеко от гостиницы не отлучаться, потому что ее возлюбленный может вернуться в любой момент и возжелать немедленной страстной любви по мотивам какого-нибудь восточного трактата.
Слова о любви по восточным канонам окончательно добили Жанну, и она спокойно проводила Кастета, пожелав ему скорейшего возвращения.
Сергачев рассказал, что засаду из кастетовской квартиры сняли еще два дня назад. Может, посчитали ее бесперспективной, а скорее, просто были нужны люди для обеспечения безопасности в майские праздники и грядущее 300-летие Петербурга. Люди Сергачева круглосуточно дежурят около дома, ничего подозрительного не замечено, поэтому можно надеяться, что тайники находятся на своем месте.
Правда, Черных заметил, что времени прошло уже много и содержимое тайников могли за это время изъять, но Сергачев такое предположение отверг, сказав, что если бы ценности вернулись владельцу, то свои люди в милиции ему бы об этом немедленно сообщили. Поэтому Леха ехал на Карповку с большой надеждой на успех.
Город на праздники словно вымер — хорошая погода и длинные выходные выманили основную массу горожан на садовые участки — начиналась страда посадки картофеля. Лехин дом тоже выглядел пустым. Он покурил в машине, посмотрел на слепые окна и решился выйти.
Квартирная дверь была в жалком состоянии — следы сапог и прикладов, зачем-то вырванный с мясом замок и два пулевых, идущих изнутри, отверстия — все это было способно выбить слезу у рачительного хозяина. Но Кастет так и не успел почувствовать себя хозяином этой квартиры. Поэтому на дверь он глянул вскользь, аккуратно отлепил бумажку с милицейской печатью и неслышно вошел внутрь. Засады в квартире не было, было много отпечатков грязных милицейских ног, потеки крови по стенам, обведенные мелом места, где лежали трупы, и множество разбросанных повсюду окурков.
Дыру, открывшую доступ к сейфу, тщательно заложили кирпичом, несколько штук которого остались валяться посреди комнаты вместе с ведром застывшего раствора, в углу лежала пустая коробка из-под телевизора, сам телевизор таинственным образом исчез. Как можно было украсть телевизор из квартиры, круглосуточно охраняемой милиционерами, было непонятно.
Поглядев на учиненный в жилище бедлам, Леха вздохнул и прошел на кухню. Те же окурки, пустые консервные банки, засохшие и покрытые плесенью куски хлеба…
Кастет вымел из-под плиты грязь. Чутко провел рукой. Те же квадратики ПХВ, что и по всей кухне, ни выступов, ни свесов. Пришлось долго водить лезвием ножа по стыкам между плитками, пока, наконец, не обнаружился большой, в четыре квадрата, люк тайника. Леха поковырял с одной стороны, с другой — люк не поддавался. Портить напольное покрытие не хотелось, но и возиться с люком времени не было.
— На угол надави, — раздался за его спиной голос, — на левый дальний угол.
Кастет осторожно оглянулся — сзади стоял Петька Чистяков.
В длинном, чуть не до пола, прорезиненном макинтоше, какие были в ходу у агрономов и зоотехников в середине пятидесятых годов XX века, в резиновых сапогах, с клеенчатой торбой через плечо — он казался пришельцем из далекого советского времени, добрым деревенским дядюшкой, привезшим городскому племяннику небогатых сельских гостинцев — медку со своей пасеки, яблочек да баночку домашнего малинового варенья от простуды. Все бы так, да колючая, с ранней сединой борода, стальной взгляд из-под опущенных полей большой поношенной шляпы и руки глубоко в карманах плаща — совсем не добрый дядюшка стоял перед Кастетом — злой и опасный человек; как две капли воды похожий на простофилю Чистякова.
— Мне не хочется убивать тебя, Леша, но одно неверное движение — и я стреляю. Пока ты служил Родине в Вооруженных силах, я много занимался стрельбой, так, для себя, не думал, конечно, что когда-нибудь пригодиться. Сначала — из пневматического пистолета, потом на стенд перешел, знаешь, где по тарелочкам стреляют, очень неплохо у меня тогда получалось… Поэтому ты аккуратно, не делая резких движений, достаешь из тайника пакет. Пакет большой и довольно тяжелый, вскрываешь полиэтилен и отсчитываешь пятьдесят пачек. Знаешь, такие аккуратные пачечки денег, крест-накрест заклеенные бумажными полосками, в каждой такой пачечке — сто банкнот с портретом Бенджамина Франклина, и если ты не забыл устный счет, то сможешь подсчитать — всего получается пятьсот тысяч американских долларов, и это, Лешенька, все тебе. Это твоя доля, и только за то, что ты пришел на полчаса раньше меня. Любого другого на твоем месте я бы, не раздумывая, пристрелил, а тебя мне жаль. Не потому жаль, что мы десять лет просидели рядом на школьной парте, поверь, мне такие сантименты чужды, мне жаль тебя по жизни — сегодня у тебя единственный шанс получить полмиллиона, больше никогда у тебя таких денег не будет. Ты их не сможешь украсть, а уж тем более заработать, поэтому делай, что я говорю, и, главное, не вставай с колен. Так мне спокойнее…
Леха надавил на левый дальний угол и четыре шахматных квадрата крышки встали на ребро. Он потянул крышку наверх и вытянул ее из пазов, потом опустил руку в тайник. Пакет действительно был большим — еле прошел в отверстие люка — внушительных размеров куб, тщательно обернутый полиэтиленовой пленкой.
Делая все эти несложные, механические движения, Кастет краем глаза следил за Чистяковым. Тот стоял в дверном проеме, слишком далеко для броска ему в ноги и слишком близко для пистолетного выстрела. Метнуть нож, держа обе руки под кухонной плитой, можно разве что в гонконгском боевике, снятом для падких на чудеса американцев. Приходилось пока просто подчиняться.