Нет, конец карьеры Григория Сахнова не пугал, страшила его смерть, слишком уж высоко он поднялся по лестнице, выстроенной Исаевым, чтобы остаться в живых.
Голова разболелась еще больше, таблеток никаких, конечно, нет, надо вызывать секретаршу, Полину, блин, Федоровну, у которой целый склад медикаментов на все случаи жизни — от геморроя до насморка, но видеть Полину Федоровну с больной головой было совсем невыносимо, и Сахнов начал копаться в ящиках письменного стола.
— Разрешите, — в кабинет вошла Нелли, посвежевшая, отдохнувшая, пахнущая дорогим парфюмом и ментоловыми сигаретами.
— Садись, — махнул рукой Гриша и продолжил рыться в столе.
Наконец, в углу нижнего ящика он нашел упаковку «Экстези», фирменного, привезенного им из Амстердама, а не забодяженного доморощенными химиками в грязном питерском подвале. Не считая, высыпал в ладонь, подумал, что многовато, сказал себе — да и черт с ним — и бросил в рот.
— Гриша, если ты по делу, то давай и я пойду, у меня ж выходной сегодня, я на свидание тороплюсь…
— Свидание отменяется, у меня трех девок сегодня в больницу отвезли, одна померла, сейчас позвонили.
Сахнов с ненавистью посмотрел на телефон — в старые времена такому вестнику давно бы отрубили голову.
— Работать сейчас пойдешь!
— Гришенька, давай завтра, у меня правда свидание, я, может, замуж собираюсь…
— Некому, ты понимаешь, некому сегодня работать! Словно с ума все посходили, очередь уже стоит, я стриптизерок всех по койкам рассовал. Сегодня вместо стриптиза джаз-банд какой-то играет, а ты говоришь — свидание! Как там, кстати, эта наша новенькая, Лена, что ли?
— Ленка-то? Нормально! У них с Гоги такой роман закрутился, ты что! Прямо Даниэла Стил какая-то…
— Вот бери Лену, с ней вдвоем на сессию и пойдете…
Сессии в стиле «садо-мазо» проходили в двух специально оборудованных залах на третьем этаже.
Один представлял собой камеру пыток в подземелье средневекового замка, с горящими факелами по стенам, цепями, кандалами, веригами и прочими приспособлениями по истязанию женской плоти. Две или три участницы сессии входили в пыточную в рубищах из мешковины и черных капюшонах на голове.
Второй зал был исполнен в медицинском стиле — белоснежный кафель, сверкающие никелем инструменты, вместо оков — хромированные цепочки, участницы, соответственно, в белых врачебных халатах.
— Нет, Гриша, ей сессию не выдержать, и ты же говорил — ее беречь надо для чего-то…
— Выдержит не выдержит. Потом разберемся…
Начали свое действие таблетки, голова уже не болела, да и не было ее, головы, проблемы растворились в сладковатой розовой дымке, а грядущий приход господина Головы казался таким же далеким и нестрашным, как явление Антихриста…
И вообще — все тело, вся его кровь, сила и энергия начали стекать вниз и умещаться в члене, который вот-вот разорвет брюки.
Девушка Нелли все поняла, вздохнула, сказала:
— Работать так работать.
И начала расстегивать юбку.
* * *
Ночью, возвращаясь из ресторана, Леха с Жанной заехали в какой-то круглосуточный бутик, после долгих криков и топанья ногами выманили из подсобки продавщицу с задранной юбкой и размазанной по всему лицу помадой и купили у нее безумно дорогой будильник. Продавщица объяснила, что будильник исполняет огромное количество мелодий, достойных репертуара крупного симфонического оркестра с мировым именем, и выполнен по эскизам какого-то известного всему миру итальянца. Кастету надо было только, чтобы будильник поднял его в восемь утра.
Возможно, в восемь утра будильник исполнил весь свой классический репертуар, не исключено, что некоторые наиболее популярные композиции он исполнил на бис, но Кастет этого не слышал — он самостоятельно проснулся в половине десятого и то только потому, что ему приспичило в туалет.
Вернувшись в спальню, Леха заметил лежащее на полу и тихо напевающее что-то произведение итальянского дизайнера с фамилией, напоминающей название красного вина. Сначала он удивился тому, что кто-то ночью подбросил в его номер странное, ни на что не похожее и издающее музыкальные звуки изделие, потом он увидел стрелки и вспомнил, что это купленные ночью часы. Время, которое показывали причудливые часы, его обескуражило.
Леха мучительно подумал, что, может быть, часы показывают время в Риме или Неаполе — другие итальянские города просто не приходили в голову — и нужно с помощью какой-нибудь специальной таблицы переводить это время в московское, с учетом, конечно, декретных изменений, вводимых весной и осенью. После чего он впал в терзающие голову воспоминания о том, переводили уже этой весной стрелки часов или еще нет, а если переводили, то куда — вперед или назад.
Окончательно поняв, что самому с проблемой пространственно-временного континуума ему не справиться, он стал будить Жанну, что было немногим легче решения хронологических проблем. Однако его усилия не пропали даром, девушка Жанна наконец проснулась, открыла глаза, увидела возлюбленного Арво и с надеждой в голосе спросила:
— Что, опять?
— Нет, — решительно ответил Кастет, отлив в слова весь оставшийся в организме металл, — скажи мне, который час?
— Ну, который час? — послушно повторила Жанна.
— Нет, я хочу узнать, сколько сейчас времени.
— Слушай, какую-то странную игру ты придумал ни свет ни заря. Если ты думаешь, что это меня возбуждает, то ты глубоко ошибаешься…
— Нет, ты мне скажи, сколько время, и я от тебя отстану.
— Все, достал! Хорошо, сколько время — но, учти, это я сказала в последний раз и больше в это я играть не буду! Если придумаешь что-нибудь поумней — буди, а пока я буду спать.
И она мгновенно уснула.
Кастет в растерянности замер — узнать точное время было совершенно невозможно.
Чтобы окончательно собраться с мыслями, Леха решил покурить — никотин не только убивает лошадей, но и освежает мозги людям. Сигареты были в куртке, куртка — где-то в гостиной, пришлось встать и идти в гостиную.
Куртка нашлась под креслом, сверху лежал какой-то комочек материи, вроде грязного носового платка, оказалось — это вечернее платье Жанны, из которого, кстати, выпали и трусики. Сигарет в куртке не было, они лежали на столе, рядом с покрытой китайским лаком зажигалкой «Дюпон». Леха с наслаждением закурил и тут заметил на запястье левой руки часы, которые он то ли забыл, то ли не смог снять ночью. Он приложил часы к уху — «командирские» исправно тикали и, что самое удивительное, показывали то же самое время, что и итальянский будильник — 9.30 утра.
Зазвонил мобильник.
— Проснулся, Лешенька? — в голосе Сергачева звучало участие. — Нелегка жизнь у карельских бизнесменов! А теперь слушай. Часа тебе хватит, чтобы привести себя в порядок — принять контрастный душ, плотно позавтракать, поцеловать на прощание Жанну?..