Проскочив между начавшими медленно закрываться дверями лифта, Лина перевела дух и, оглядевшись, увидела на стене большое табло, на котором были расписаны этажи и отделения больницы.
Реанимация располагалась на четвертом этаже.
Кивнув сама себе, Лина вернулась к лифту, но он уже уехал. Пришлось ждать. Рядом с Линой появилась приземистая широкая тетка в больших войлочных тапках, надетых поверх уличных туфель. Она держала в руке объемистый пакет с гостинцами и обязательными апельсинами и, одышливо сопя, заговорила в пространство:
- Все разворовали… Сталина на них нет… Где это видано, чтобы лечили за деньги? Все за деньги - жилье за деньги, больница - за деньги… Дерьмократы!
Лина притворилась, что не слышит сиплого бурчания тетки, и уставилась в закрытую дверь лифта деревянным взглядом.
- А сами гладкие ходют, машины дорогие покупают, - тетка сделала паузу, - перстни с малахитами…
«Так, - подумала Лина, - это уже относится непосредственно ко мне». На правом безымянном пальце она имела скромный серебряный перстень с зеленым камнем, который очень подходил к ее рыжим волосам, скрытым под серым париком.
Наконец лифт приехал и, пропустив тетку вперед, Лина зашла в просторную, обшарпанную каталками кабину, вонявшую карболкой, и нажала кнопку четвертого этажа. Лифт устрашающе затрясся, дернулся и, загудев тросами, тронулся наверх.
Выйдя на четвертом этаже, Лина медленно пошла вдоль редких белых дверей, прислушиваясь к звукам за ними. Дойдя до неплотно прикрытой двери с цифрой восемь, она услышала мужские голоса и грубый смех. Затем звуки приблизились к двери, и она еще больше приоткрылась. Лина едва успела свернуть за угол.
- … так что не ссы, Червонец, мы их найдем. А Грыже предъява будет конкретная.
Говорил тот из визитеров, у которого голова была выбрита наголо, как у Котовского.
- Ты апельсины хавай, - добавил Шварценеггер, - и это… Говорят, что минет хорошо помогает для выздоровления.
Парни заржали и, закрыв за собой дверь, стали удаляться к лифту.
Дождавшись, когда лифт увез дружков Червонца, Лина внимательно посмотрела вдоль пустого коридора и, убедившись, что он пуст, взялась за ручку двери.
Стиснув зубы, девушка решительно открыла дверь. Сегодня она доведет дело до конца.
Червонец лежал на просторной металлической кровати, оснащенной множеством сверкающих рычагов и штурвалов. Было видно, что его состояние очень далеко от нормального.
Голова Червонца была туго забинтована, так же плотно была упакована его грудь, вокруг глаз были огромные черные круги, что говорило о серьезном сотрясении мозга, правая рука покоилась в гипсе, а левая нога, закованная в аппарат Илизарова, висела на небольшом подъемном кране.
В ноздри Червонца уходила приклеенная лейкопластырем трубочка, еще одна трубочка шла от капельницы к его вене на левой руке, сбоку от кровати висела баночка с кровавой мутью, и шланг от нее скрывался под одеялом.
Короче говоря, Червонец был совершенно беспомощен, хотя и вполне жив - об этом говорили показания медицинского осциллографа, вычерчивавшего на мониторе зеленые зигзаги в такт ударам его сердца.
Его сердца…
Лина представила, как сжимает его красное пульсирующее сердце в пальцах, как оно судорожно бьется и затихает… У нее шумело в ушах от волнения.
Стряхнув наваждение, она плотно закрыла за собой дверь и подошла к кровати. Червонец равнодушно посмотрел на нее и тихим хриплым голосом поинтересовался:
- Ну, чо там? Опять уколы? Лина ничего не ответила.
Вместо этого сняла марлевую маску и сдернула с головы медицинскую шапочку вместе с дурацким париком. Потом она встряхнула головой, и рыжие кудри рассыпались по плечам.
Она криво улыбнулась и спросила:
- Узнаешь меня, урод?
Глаза Червонца расширились, и он прошептал:
- Ты, это… Ты чего тут? - Узнал… Это хорошо.
Она не торопясь надела парик и шапочку и снова превратилась в обычную медсестру.
- Что я тут? - Лина огляделась, придвинула стул и села рядом с Червонцем. - А ты не понял? Ну так я тебе сейчас объясню.
Она раскрыла сумочку и заглянула в нее.
- У меня тут пистолет. Если что не так - застрелю сразу. Что будет потом, меня не интересует. Понял?
- Понял, - кивнул Червонец, и его лицо покрылось мелкими капельками пота.
- Потеешь… - Лина улыбнулась. - Значит, боишься. Ну что же…
Она сделала паузу и, раздельно выговаривая слова, сказала:
- Сейчас ты мне подробно расскажешь, где медальон. Если я тебе не поверю, убью. Стрелять буду не в сердце, как мне очень хотелось бы, а в живот. И еще пулю в позвоночник. Чтобы мучался подольше.
Никакого пистолета в сумочке, понятное дело, не было, но у Червонца не возникло ни малейшего сомнения в том, что Лина говорит совершенно серьезно. Кроме того, пистолет был для него совершенно обычным предметом, так что Червонец поверил Лине сразу.
- Ну, говори, - сказала Лина и сунула руку в сумочку.
Червонец внимательно проследил за ее движением, потом с трудом вздохнул и, поморщившись, сказал:
- Я продал медальон. Бабосы были нужны…
- Кому продал?
- Гвоздю. Он под Грыжей ходит.
Лина не совсем поняла насчет грыжи, но сказала:
- Под чем он ходит, меня не интересует. Где можно найти этого Гвоздя?
- В автоматах.
- В каких автоматах? - нахмурилась Лина. Она опять не поняла.
- Ну, это… В игральных. На Садовой и на Московском. Он только там и играет.
Червонец старался говорить четко, быстро и понятно, чтобы эта рыжая сучка поскорее оставила его в покое. Он и так-то чувствовал себя препогано, а тут еще живот прихватило, и он боялся, что обделается прямо при ней.
- Это… - он пошевелился, стараясь поплотнее зажать заднепроходное отверстие. - «Супер-джек» называются. Там игровые автоматы, и он играет. А у меня бабки кончились, я ему медальон и продал. А на следующий день говорю - продай обратно… А он… В общем, непонятка у нас вышла, и его братва меня… Сама видишь.
Червонец умолк, и Лина, внимательно посмотрев на него, поняла, что он не врет.
- А что, - Червонец закряхтел, с трудом сдерживая приступ поноса, - дорогая вещь, что ли?
Лина усмехнулась.
- Не твое дело, - ответила она.
- Сейчас я уйду, а ты останешься, - сказала Лина, и это было чистой правдой, - но сначала я кое-что сделаю.
И она, найдя в медицинском шкафчике большой моток бинта, быстро привязала к кровати руки и ноги Червонца.
Странно, но приготавливаясь к убийству, а именно так оно и было, она не чувствовала ни малейшего волнения. Все куда-то ушло, и теперь она, словно хлопотливый паук, пеленающий муху, по-деловому упаковывала свою жертву.