И он осторожно обнял Лину за плечи. Они спустились в холл гостиницы, не обращая внимания на обиженно-злобный взгляд Нелли, проводивший их до порога. Ольгерт предпочел бы удобные диваны и кресла, но Лина все-таки была еще тринадцатилетней девчонкой, ей хотелось посидеть на высоком табурете у стойки, и он не стал спорить.
– Вот, держи, – Ольгерт протянул Лине карточку «Виза». – И вот пин-код.
Пин-код был записан на обратной стороне визитной карточки.
– Это ведь не от Соколовскиса, – недоверчиво проговорила Лина. – Это ваша карточка.
– Новую карточку десять дней ждать, а я хочу поскорее спровадить Нелли в Москву, мне каждый ваш день в отеле дорого обходится. Но ты не волнуйся, это деньги Соколовскиса. И тебя они ни к чему не обязывают. Можешь рассказывать, кому хочешь. Можешь на него в суд подать.
На глазах у Лины невольно выступали слезы. Она покачала головой.
– Я не смогу. Как вспомню – наизнанку выворачивает.
– Вот этим они и пользуются. Лина, скажи мне только одно… – Ольгерт помедлил, не зная, как бы помягче выразиться. – Он…
– Он меня не насиловал, – пришла Лина ему на помощь. – Пытался, но я вовремя вывернулась. Сама не знаю как.
– Прости, – сказал Ольгерт.
– Что вы, Ольгерт Иосифович! Вы-то в чем виноваты? Мне так понравилось на этом хуторе! Они хорошие люди. Я Ионаса сперва боялась, он такой молчаливый, а он мне разрешил на лошади покататься. И малину собирать, сколько хочу. У них там малинник есть.
– Они с сыном отдубасили Соколовскиса, – рассказал Ольгерт.
– Вдвоем? – насторожилась Лина. – Так нечестно.
Ей не хотелось расставаться со сложившимся в душе образом добродушных великанов Ионасов – старшего и младшего.
– Подробностей я не знаю, можешь у них сама спросить. А Валдис с тобой поступил честно?
– Все равно вдвоем на одного нельзя, – упрямилась Лина.
– Я думаю, они и поодиночке могли с ним справиться. Ты бы хотела вернуться на этот хутор?
Ответа на этот вопрос Лина не знала. Люди хорошие, душевные, кормят вкусно, кругом красота и на ферме столько всего интересного, но… еще раз пройти по этому лугу, спуститься по проложенной в зарослях крутой тропинке к озеру…
– Они мне адрес дали, – ответила Лина уклончиво. – Я им напишу.
– Ладно. Карточку спрячь получше, а то Нелечка увидит. – Ольгерт накрыл ладонью ее руку. Вот интересно: с ним Лина ничего не боялась. Что бы он ни делал, не было в этом никакого гнусного намека. – Не поминай лихом.
– И вы меня простите.
– А тебя за что?
– За Нельку.
– Не ты же ее родила, – усмехнулся Ольгерт. – А карточку спрячь подальше, – повторил он. – Не мое дело тебе советовать, но деньги все-таки побереги. Они тебе еще понадобятся.
Лина сунула обе карточки – кредитую и визитную с пин-кодом – в карман ковбойской рубашки и застегнула пуговичку. На прощанье она поцеловала Ольгерта.
Когда вернулись в Москву, Нелли как ни в чем не бывало потянула дочь сниматься в очередном фильме, но Лина встала насмерть.
– Даже не мечтай. Будешь приставать, я все папе расскажу.
Эта угроза подействовала: Нелли отстала от дочери с предложениями новых съемок, хотя не упускала случая напомнить Лине, какая она зажатая, закомплексованная идиотка.
Зажатая, закомплексованная идиотка, вернувшись в Москву, первым делом взялась за Куприна: прочитала и «Суламифь», и много других повестей и рассказов.
– Как жаль, что «Суламифь» никто не берется поставить, – вздыхала Нелли.
– Не переживай, тебя все равно на главную роль не возьмут, – мстительно отвечала Лина.
– Я могла бы сыграть царицу Астис!
– Да, ты любишь кровь пускать, только этого мало. Надо еще уметь любить, – безжалостно парировала дочь.
– Ты просто дура и неблагодарная тварь. Я в твоем возрасте все уже знала и умела, а ты так в девках и останешься.
И Нелли, ничуть не смущаясь, рассказала дочери о своем первом таллинском любовнике. Это было новое издание, исправленное и дополненное, приукрашенное романтикой и щедро сдобренное мелодраматической белибердой, но на Лину так и не произвело впечатления. Ее заинтересовала только «набоковская Лилит».
– Он называл меня «набоковской Лилит»! – хвасталась Нелли, понятия не имея, что это значит.
Лина разгадала тайну, когда разыскала и прочла стихотворение Набокова. Она кое-что уяснила себе насчет матери, но это уже не имело никакого значения. Ее мнение о Нелли к тому времени сложилось окончательно.
А тогда, десять лет назад, ее ждал новый удар: отец с новой семьей решил перебраться в Америку. Нелли вцепилась в него мертвой хваткой.
– Вот выплати мне разом все алименты за Польку, а то не подпишу. Где я тебя в Америке искать буду с исполнительным листом?
У Полонского таких денег не было, чтобы выплатить все алименты разом. Он их даже рассчитать не мог. Он был продюсером и жил с прибылей, у него не было фиксированного заработка.
– Прости, папа, – сказала Лина, приехав в гости.
– Ну что ты, доченька, ты-то в чем виновата?
– Ты из-за меня не можешь уехать.
– Ты тут ни при чем. Я сам чувствую себя скотиной. Уезжаю, бросаю тебя с ней…
– Ничего, я справлюсь. Послушай, пап, а может, квартиру продать? Тогда ты смог бы с ней рассчитаться.
– Да я уж сам думал… Но ужасно не хочется продавать. Если там не выгорит, надо оставить здесь запасной аэродром. Чтобы было куда вернуться в случае чего. И вообще, это Зоина квартира, я не имею права…
– Я понимаю, – кивнула Лина. – Слушай, пап, у меня идея. У меня есть пять штук баксов…
– У тебя? – изумился отец. – Откуда?
– Да не важно, – засмущалась Лина, – я могу…
– Лина, откуда у тебя такие деньги?
– Мне Ольгерт дал, за съемки, – соврала Лина. – Нелька у меня все деньги отбирала, а он устроил, чтобы на карточку… Чтобы она не знала…
– Все равно это слишком много. Ты что-то темнишь… Знаешь же, что обманывать нехорошо…
– Папа, это мои деньги. Я их не украла. Нелька о них не знает. Давай предложим ей как будто от тебя, а на остальное ты ей расписку напишешь… Ну я не знаю… Можно у адвоката заверить…
– Можно. Но я хочу знать, откуда у тебя эти деньги.
Пришлось сказать правду.
– Ко мне один дурак приставал. Ольгерт его заставил заплатить, на карточку положить. А литовцы – мы у них на хуторе жили – его вздули.
– А я блистал отсутствием, – с горечью подытожил Полонский. – А он не…