– Идемте в канцелярию, – с уже безнадежной злобой проговорила директриса. – Надо же бумаги оформить.
– Дайте мне взглянуть на брата, – попросила Лина, – хоть на руки его взять! Он же напуган до смерти! Не бойтесь, я не сбегу.
– Мы пока оформим бумаги, а Лина принесет мальчика, – примирительно предложил Понизовский. – Не беспокойтесь, у меня доверенность.
– Ее подпись тоже нужна, – пролаяла директриса. – Она же – ответственное лицо!
– Я распишусь, где надо, – заверила ее Лина, – но я хочу видеть брата.
– Проведи, – бросила директриса дежурной воспитательнице.
Та повела Лину наверх, и Лина издалека услышала рев многих надрывающихся глоток. Она уже почти бежала, дежурная воспитательница еле поспевала за ней.
В палате для грудничков царил ад. Замученная нянечка бегала от одной кроватки к другой, механически всовывая соски то в один, то в другой орущий рот. Если это и помогало, то ненадолго.
– Ты куда пропала, Семенна, я тут совсем с ног сбилась! – попрекнула она воспитательницу. – А это кто еще?
– За Полонским пришли, – представила Лину воспитательница. – Вот ваш мальчик.
– Его ж американцам отдают, – начала было нянечка.
– Молчи, не твоего ума дело.
Лина уже ничего не слушала, схватила белый кулечек и заглянула внутрь. Он ее узнал. Сразу перестал плакать. Вроде бы даже улыбнулся.
– Митенька, – сказала Лина. – Ты мой родной. Ты мой золотой. Испугался, да? Куда Лина подевалась? Вот она – Лина! Сейчас домой поедем.
– Пеленки казенные, – предупредила воспитательница.
– А где то, в чем его привезли? – обернулась к ней Лина.
– Ну, у нас, знаете… В чем привозят, сразу идет на прожарку и…
– Ясно. – Лина уже вышла из орущей палаты в коридор и дверь прикрыла, все-таки стало потише. – Но я не могу везти его домой голышом, зима на дворе. Я вам верну эти пеленки. Хотите, расписку напишу? А еще лучше – куплю.
Увидев, как загорелись глаза воспитательницы, она поняла, что последнее предложение – самое удачное. Неловко удерживая одной рукой малыша, Лина попыталась другой расстегнуть сумку.
– Давайте я пока подержу, – предложила воспитательница.
– Нет уж, спасибо, теперь я его из рук не выпущу.
Лина одной рукой вытащила бумажник, раскрыла…
– В евро возьмете? У меня рублей нет, я только что из-за границы. – Лина взяла с собой несколько тысяч рублей на всякий случай, но она кое-что истратила на такси из аэропорта, остальное отдала Галюсе на кафе. Все так же действуя одной рукой, она извлекла из бумажника две купюры – пятьдесят и сто евро. – Вот, это примерно шесть тысяч рублей. Думаю, на пеленки хватит.
И она стала спускаться по лестнице. Ею уже владели совсем другие мысли. Она успела заметить, что дома не осталось ни кроватки, ни коляски, ни детского белья, ни единой игрушки. У нее столько всего было! Устройство для подогрева бутылочек, целая коллекция сосок, одежки на вырост, одеяльца, «правильный» полужесткий матрасик… Ладно, все это ерунда, все можно заново купить.
«Квартплату не отдам», – мстительно думала Лина. Но… Допустим, эту ночь Митя поспит с ней, а кормить? Кормить-то надо уже сегодня! Придется попросить Понизовского отвезти их в магазин и подождать, пока они хоть что-нибудь по минимуму купят. Хоть питание и в чем его разогреть. Памперсы. Распашонку. Одеяло. Что еще? У нее мысли путались. Да, хоть какие-нибудь игрушки. Надо его отвлечь, он напуган. Наверно, придется показать врачу. Может быть, даже детскому психологу. Ладно, это не так срочно. Главное, цел.
В канцелярии Лина не глядя, ни на секунду не выпуская из рук драгоценный сверток, подмахнула подсунутую ей бумагу и демонстративно повернулась к Понизовскому:
– Мы можем идти?
– А пеленки? – спохватилась директриса. – Пеленки казенные?
– Я уже расплатилась с вашей коллегой, с нее вычтите. Кстати, моя дорогая мамуля, наверно, отдала вам все Митины вещи? Я дома ни кровати, ни коляски – ничего не нашла. Так что мы в расчете.
И она вышла, не дожидаясь ответа.
Галюся, конечно, не пошла ни в какое кафе, мерзла на улице у входа. Увидев мальчика на руках у Лины, обхватила их обоих и разревелась. Митя тут же подхватил.
– Тихо, тихо, не пугай его. Павел Михайлович, – обратилась Лина к Понизовскому, – мне придется вас еще немного задержать. Нам нужно детское питание, памперсы и хоть какое-нибудь белье. Остальное я завтра по Интернету закажу, но…
– Никаких «но». Лично я, например, терпеть не могу покупать по Интернету, – признался Понизовский. – Вечно берешь кота в мешке. Вот недавно купил пылесос, а он оказался огромный, как слон. Негде приткнуть. Поехали.
Они загрузились в его большой тяжелый джип, Понизовский нашел адрес ближайшего детского магазина…
– Мне надо деньги поменять, – нервничала Лина. – Кстати, сколько я вам должна, Павел Михайлович?
– Нисколько, – ответил Понизовский, – у меня договор с вашим отцом, Линочка, он все оплачивает.
– Ладно, спасибо вам за все. Вот здесь давайте остановимся, у аптеки. Тут и питание, и бутылочки купить можно.
– Зачем? Давайте заедем в «Пренатал» и купим все разом.
– Боюсь, на все разом у меня денег не хватит.
– Хватит. Я заплачу, мы с Владимиром Константиновичем потом сочтемся.
Понизовский был прекрасным адвокатом, одним из лучших в Москве. Лина знала, что он защищал интересы отца, когда тот осуществил свой план, который излагал еще Виктории, и оцифровал классику советского кино. Возник спор об авторских правах: Министерство культуры и российские кинодеятели настаивали, что все это принадлежит России, проще говоря, хотели пользоваться возрожденными шедеврами бесплатно.
Был долгий процесс, но Понизовский его выиграл, доказал, что за проделанную работу надо платить. Суд, правда, проходил в Стокгольме, выиграть дело в российских судах было немыслимо, но пункт о стокгольмском арбитраже, слава богу, фигурировал в договоре между американской фирмой и Госфильмофондом. Владимира Полонского еще долго поносили в газетах за отсутствие патриотизма, стяжательство и рвачество, но все в конце концов забылось. А какой Понизовский адвокат, Лина только что убедилась в Доме ребенка.
Они купили все, что нужно, нагрузили джип как верблюда, Лине показалось, что он заметно просел. Только кроватку и коляску им обещали доставить в понедельник.
Лина нервничала: Митя проголодался и заплакал. Понизовский предложил погреть одну из бутылочек с готовым питанием на радиаторе машины. Сказано – сделано. Галюся скинула шубейку, закатала рукав до локтя и – как когда-то Виктория с Октябриной – попробовала: не горячо ли? Мальчик получил свою бутылочку и затих.
– Как вы думаете, надо показать его детскому психиатру? – спросила Лина.