— Ясно. Но мы должны пожениться, чтобы все было официально. Я хочу его усыновить, пусть носит мою фамилию. Не бойся, — торопливо добавил Николай, увидев, что она собирается спорить, — мы не отдадим его в армию. Поступит в МАИ, там военная кафедра. У меня там отец преподает.
— Говорят, военные кафедры скоро закроют.
— Отсрочки тоже, говорят, скоро отменят. Вера, не бойся, мы не отдадим его в армию. Хотя мой папаша в этом смысле идейный…
— Но ты же не служил!
— Я учился в МАИ. Прошел военную кафедру. Ничего, мы что-нибудь придумаем. Но мы обязательно должны пожениться, — упрямо повторил Николай. — Все будет хорошо.
Он крепко поцеловал ее, а потом заглянул ей в лицо.
— А ведь мы опять не предохранялись.
— Ну и что?
Он улыбнулся и спросил:
— Родишь мне дочку?
* * *
Она родила ему дочку в мае, буквально в годовщину их первой встречи. Все это время Николай ходил, не касаясь земли: не мог поверить своему счастью.
Ему не суждено было забыть, как он — наконец, после стольких лет! — привел Веру в старую, милую квартиру на Земляном Валу, которую до сих пор называл и считал своим домом.
— Мама, папа, — выпалил он, задыхаясь от нетерпения, еще в прихожей, — вот, познакомьтесь, это моя девушка!
Поздоровались, показали квартиру, прошли в столовую-гостиную, сели… Завязался разговор. Лопаясь от гордости, Николай ловил каждое Верино слово и ревниво посматривал на родителей: оценили?
Наталья Львовна и Александр Николаевич задавали вопросы, Вера спокойно и с юмором рассказывала о своей карьере в банке, а он радовался как ребенок каждой интересной детали и каждой уместной шутке. Все шло чудесно, но ему почему-то казалось, что этого мало. Будто он, как Пигмалион, сам Веру задумал и создал, а они не ценят. Он еле удерживался от глупого детского желания спросить: «Ну как? Правда, здорово?»
Вера незаметно перевела разговор на него самого. После триумфального успеха «Заветного вензеля» и ухода Исидора Абрамовича Кацнельсона на пенсию тот самый Главначпупс из Министерства культуры, что мариновал его в приемной и внушал, что он физическое лицо, то есть никто и звать его никак, неожиданно предложил Николаю возглавить театр. Тот самый театр. Правда, тут же, не переводя дыхания, призвал вступить в партию. В какую — не уточнил.
— Если это обязательное условие… — неприязненно начал Николай.
— Нет-нет, — успокоил его Главначпупс, — это просто… пожелание.
— Чье? Ладно, неважно. Я — человек сугубо беспартийный. И не будем больше заводить этот разговор.
Николай переговорил с Фимой Мирошником, пригласил его на место директора. Он почти не надеялся на успех, но Фима согласился. Тогда и Николай принял предложения Главначпупса, но поставил непременным условием, что директором театра должен стать Ефим Самойлович Мирошник. Главначпупс утвердил назначение. И теперь у Николая были грандиозные планы.
— Я тебя обязательно с Фимой познакомлю, — пообещал он Вере. — Мировой парень!
На минуту Николай помрачнел и задумался. Его уже официально представили труппе. Тем самым актерам, что писали на него кляузы. Как с ними работать, он не представлял. Дело было не только в этих жалобах. Актеры исхалтурились. Они снимались в мыльных операх, переползали, не приходя в сознание, из сериала в сериал, а потом с этими же, как говорил Николай, «мыльными мордами» бестрепетно возвращались на родную сцену изображать Макбетов, Тузенбахов и князей Мышкиных.
— Я никого не буду увольнять, — объявил он при официальном знакомстве, — но предупреждаю: я собираюсь держать труппу в состоянии полной загрузки, и, если кто-то хочет на вольные хлеба, прошу сказать прямо сейчас.
Ему уже положили на стол несколько заявлений. Увы, уходили далеко не самые плохие актеры. С некоторыми Николай расстался бы охотно, но они-то как раз никуда не стремились. Пока. Он решил сделать ставку на молодежь, на студийцев, выручивших его еще при первой постановке. Теперь Николай рассказал об этом родителям и Вере.
— Театрариум, — подытожил он мрачно. — Просто не представляю, с какого конца браться.
— Ничего, сынок, ты справишься, — подбодрила его мама. — До сих пор как-то справлялся? Вот и теперь все обойдется. А что ты собираешься ставить?
— «Короля Лира».
— Модно, — заметил отец. — А почему именно «Лира»?
— Мне кажется, самое для него время. Но я не буду с этого начинать. Мы с Фимой посоветовались и решили, что было бы неплохо поставить «Закат» Бабеля.
— Одесский вариант «Короля Лира», — подсказала Вера.
— Точно! — обрадовался Николай. — И еще один проект у меня есть. «Карьера Артуро Уи».
— А это не слишком опасно? — встревожилась мама.
— В смысле аллюзий? Нет, не думаю. Был такой исторический анекдот… Его рассказывали еще во времена короля Луи-Филиппа, а может, и того раньше, потом он благополучно перекочевал к нам. В общем, идет пьяный и на всю улицу горланит: «Как же мне надоел этот проклятый старикашка! Житья от него нет! Дохнуть не дает! Шагу ступить! Когда же он сдохнет наконец?» Его арестовывают и спрашивают, кого он имел в виду. Он говорит: «Моего тестя, чтоб ему провалиться. А вы на кого подумали?»
Все засмеялись.
— Я вам больше скажу, — продолжал Николай. — Для начала — так, для разогрева — я поставлю «Недоросля». Тот самый мюзикл. — Он весело подмигнул Вере. — В том театре не дали, а здесь я теперь хозяин-барин. Как пожелаем, так и сделаем.
После ужина Наталья Львовна позвала Веру к себе в кабинет.
— Вот, — она достала из орехового секретера ювелирную коробочку, — это принадлежит вам, Вера.
Открыв коробочку, Вера увидела кольцо — четырехгранный сапфир в обрамлении мелких бриллиантов.
— Но… — начала было она.
— Даже не спорьте, — улыбнулась Наталья Львовна. — Думаете, это мое кольцо? Нет, это переходящий вымпел. В семье Галыниных оно принадлежит жене сына. Когда-то его вручили мне, теперь я передаю его вам.
* * *
Вера помрачнела, вспомнила о неприятном. Вернулась в прошлое. Когда-то, еще при папе, у мамы появилось похожее кольцо, да плюс к тому еще и серьги — сапфиры, усыпанные бриллиантами. Целый гарнитур или, как говорила мама, «сет». Папа с мамой из-за него поссорились.
— Откуда? — спросил папа, увидев «сет».
— Да это я купила по случаю у Яшки-ювелира, — небрежно отмахнулась мама.
— И сколько это стоит? — допытывался папа.
— Да ерунду, не бери в голову.
Папа тогда маме не поверил. Он взял одну серьгу — мама на него страшно кричала — и отнес знакомому ювелиру. Ювелир сразу определил, что сапфир не настоящий. То есть это сапфир, а не стекляшка, тот же оксид алюминия, та же формула — AI2O3, — но не природный, а искусственно выращенный. Проще говоря, оказалось, что он ничего не стоит. А вот бриллианты были настоящие, вся поделка вместе с металлом стоила тысячи полторы советскими деньгами.