– Здесь моя наука бессильна, – объявил лекарь. – Жизнь благородного Йеццана в руках богов. Держите его в холоде, иногда это помогает, и побольше воды. – Все сивокобыльные ведрами дуют воду.
– Речной не давать? – спросил Сласти.
– Ни в коем разе, – ответил лекарь и улетучился.
«Нам бы так», – подумал Тирион, раб в золотом ошейнике с колокольчиками, одно из сокровищ Йеццана. Честь, неотличимая от смертного приговора. Йеццан любит, чтобы сокровища были у него под рукой, они-то за ним и ухаживают.
Бедняга Йеццан на поверку оказался не таким уж плохим хозяином, тут Сласти был прав. Тирион, прислуживая на пирах, скоро узнал, что Йеццан по-настоящему хочет мира: другие больше тянули время, дожидаясь, когда подойдут волантинцы. Были и такие, что призывали штурмовать город немедленно, чтобы Волантис не лишил Юнкай славы и половины добычи. Йеццан противился этому и не соглашался вернуть заложников в город с помощью требушетов, как предлагал наемник Красная Борода.
Как много может измениться за каких-то два дня. Два дня назад Нянюшка был здоровехонек, призрачные копыта сивой кобылы не тревожили слух Йеццана и волантинский флот еще не вошел в залив.
– Он умрет, да? – спросила Пенни в своей обычной манере: скажи-что-это-не-так.
– Все мы умрем.
– Я про сейчас спрашиваю. Про эту заразу.
– Нельзя ему умирать. – Гермафродит нежно откинул пропотевшие волосы с хозяйского лба, и Йеццан со стоном исторг из себя новую струю бурой жидкости. Надо бы постель сменить, но как его сдвинешь?
– Некоторые господа перед смертью освобождают своих рабов, – заметила Пенни.
Сласти хихикнул – омерзительный звук.
– Только самых любимых. Их освобождают от скорбей этого мира, чтобы они служили господину за гробом.
Ему можно верить – он первым последует за хозяином в мир иной.
– Серебряная королева… – подал голос мальчик-козел.
– Забудь, – бросил Сласти. – Дракон унес ее за реку, в дотракийское море – там она и утопла.
– В траве утонуть нельзя, – сказал мальчик.
– Будь мы свободны, мы нашли бы ее, – заверила Пенни. – По крайней мере отправились бы на поиски.
Она на собаке, Тирион на свинье. Он почесал шрам, сдерживая смех, и сказал:
– Известно, что этот дракон любит жареную свинину, а жареный карлик вдвое вкусней.
– Да это я так… Почему бы нам, например, не уплыть отсюда? Война закончилась, и корабли снова будут приходить в порт.
Закончилась ли? Пергаменты, конечно, подписаны, но войны ведутся не на пергаментах.
– Можно поехать в Кварт, – продолжала Пенни. – Брат говорил, что улицы там вымощены нефритом, а городские стены считаются одним из чудес света. Там золото и серебро польются на нас дождем, вот увидишь.
– В неприятельском флоте есть и квартийские корабли, – напомнил ей Тирион, – а об их стенах я читал в труде Ломаса Странника. Ехать еще дальше на восток не входит в мои намерения.
– Если Йеццана не станет, мы все умрем вместе с ним, – сказал Сласти, промокая влажной тряпицей лицо хозяина. – Сивая кобыла не каждого всадника уносит в могилу; он может поправиться.
Утешительная ложь. Будет чудом, если Йеццан протянет хотя бы день. Он и так уже умирал от какой-то мерзости, подхваченной им в Соторосе, – кобыла лишь ускорит его конец. Ему это только во благо, но для себя Тирион такого милосердия не желал.
– Мы принесем воды из колодца, как лекарь велел.
– Вот спасибо вам. – Сласти печалился не только из-за собственной скорой смерти: похоже, он один из всех сокровищ Йеццана искренне любил толстяка.
– Пойдем, Пенни. – Тирион откинул полотнище. Снаружи, несмотря на жару, было куда приятнее, чем в смрадном, наполненном миазмами павильоне.
– Вода поможет ему, – приободрилась девушка. – Чистая ключевая вода.
– Нянюшку вода не спасла. – Прошлым вечером солдаты Йеццана кинули надсмотрщика в полную трупов телегу. Когда люди мрут ежечасно, никто не рвется выхаживать еще одного заболевшего, особенно если тот пользуется заслуженной нелюбовью, как Нянюшка. Другие рабы бросили его, когда начались судороги, – один Тирион растирал его и поил. Давал ему разбавленное вино, лимонную воду, бульон из собачьих хвостов. «Пей, Нянюшка, надо же чем-то заменить то, что вытекает из твоего зада». Последним словом Нянюшки было «нет», а последним, что он услышал: «Ланнистеры всегда платят свои долги».
От Пенни Тирион это скрыл, но должен был сказать ей правду о том, как обстоят дела с их хозяином.
– Я очень удивлюсь, если Йеццан доживет до восхода солнца.
– Что же с нами будет? – схватила его за руку Пенни.
– Ему наследуют племянники. – Они сопровождают Йеццана в походе; поначалу их было четверо, но одного убили во время вылазки наемники Таргариен. Дядюшкины рабы наверняка перейдут к трем оставшимся, но разделяют ли племянники пристрастие Йеццана к уродам, калекам и прочим живым диковинам? – Кто-то из них возьмет нас себе или снова выставит на продажу.
– Нет! – округлила глаза Пенни. – Только не это!
– Мне тоже не сильно хочется.
Рядом, сидя на корточках, играли в кости и пили вино из меха шестеро Йеццановых солдат, все рабы. Сержант звался Шрамом; башка у этой скотины гладкая как колено, плечищи как у быка и ума столько же.
– Шрам! – гаркнул Тирион. – Господину нужна ключевая вода. Бери двух человек, ведра в руки и начинайте таскать.
Шрам, сведя брови, медленно встал.
– Что ты сказал, карлик? Кем ты себя возомнил?
– Ты прекрасно знаешь, кто я такой: Йолло, сокровище нашего господина. Делай, что тебе велено.
Солдаты заржали.
– Шевелись, Шрам! – крикнул кто-то. – Господская обезьянка приказывает.
– Ты не можешь приказывать солдатам, – заявил Шрам.
– Солдатам? – разыграл удивление Тирион. – Я здесь вижу только рабов. На тебе ошейник, как и на мне.
Шрам замахнулся, Тирион полетел вверх тормашками.
– Мне его Йеццан надевал, а не ты.
Карлик вытер кровь с разбитой губы. Пенни помогла ему встать.
– Господину правда нужна вода, – заныл он. – Так Сласти сказал.
– Пусть Сласти имеет сам себя, благо он так устроен. Никакие уроды нами распоряжаться не будут.
Ничего не выйдет… У рабов своя иерархия, а гермафродита все ненавидят за то, что он так долго был хозяйским любимчиком. Что же делать? Нянюшка умер, Йеццан слова выговорить не может, а племяннички, заслышав копыта сивой кобылы, мигом вспомнили о каких-то неотложных делах.
– Вода, – повторил Тирион. – Лекарь сказал, из реки нельзя, только колодезную.