– Так давно.
– В известном смысле это происходило только вчера. Ох, как бы мне хотелось, чтобы эта ссора не осталась навеки между нами. Всю свою жизнь я ощущала это. Как мне жаль, что я не могу вернуться в тот день.
– Я даже представить себе не могу, как ты все это пережила. – Дженни коснулась плеча Мэй.
Мэй кивнула, и опять в голове мелькнули мысли о Тобин, которая продолжала заниматься своим делом. Тобин знала ее отца; она помогала Мэй пережить годы печали. Молча, разглядывая сов на стропилах, Мэй подумала о своем отце и Серже, о том, как в ней растет ощущение, что она отдаляется от Тобин, и о том, что это все означало.
Тюрьма всегда стояла холодной в ноябре. Именно тогда, когда все вокруг не жалели тепла, чтобы согреть свои жилища, когда все семьи жарили индюшек и каштаны или что там еще делают в хороших семьях, котлы здесь лопались и прекращали работать. Поэтому Серж, одолеваемый воспоминаниями о тех днях, когда ему довелось побыть семейным человеком, предпочитал выходить на тюремный двор и делать там гимнастику, глядя на пар от своего дыхания.
– Холодно же снаружи, Серж, – заметил Джим, охранник.
– Для слабаков, да божьих одуванчиков, – сказал Серж, отжимаясь на брусчатке.
– Это верно, Ты-то играл в хоккей всю свою жизнь.
– Все годы.
– И сколько раз ты уже отжался?
– Две сотни сорок… сорок один, – еще упорнее продолжал Серж.
– Что ж, не буду сбивать тебя со счета, – сказал Джим, уходя.
Сержу стало почти грустно, что парень уходит. Джим был примерно такого же возраста, как и Мартин. Нормальный, спортивный парень, похоже, он время от времени бегает и подтягивается на перекладине.
– Эй! – крикнул Серж ему вслед, все еще продолжая отжиматься. – Ты играешь?
– Играю во что? – спросил Джим, повернувшись к нему вполоборота.
– В хоккей.
– Нет. В футбол играл в средней школе. В бейсбол.
Серж слегка опустил голову и начал еще усерднее отжиматься. Он еще прибавил темп.
– Мартин играл в бейсбол каждую весну. Как только озеро таяло, – тихо пробормотал Серж.
– Что ты сказал? – переспросил Джим.
– Ничего, – ответил Серж, но так тихо, что Джим его не расслышал и продолжал ходить по кругу.
Серж отжался свои три сотни раз, затем поднялся на ноги. Он подошел к стене, уперся в нее и стал делать растяжку.
Мартин разделался с Детройтом, а еще днем раньше с Чикаго. Он был горяч в этом году.
Газеты писали, что это его сезон и что женитьба тому причиной. Женитьба не усмирила Золотую Кувалду; она только закалила его, придала ему мощь. Но Сержа беспокоили глаза Мартина, его лодыжки, колени. Как только тебе пробило тридцать, травмы могут погубить хороший сезон, разрушить все планы.
– Привет, старик, – приветствовал его Тино, бритоголовый малец.
Он выдохнул кольцо дыма.
– Сигарета? – спросил Серж.
– Да, угостить?
– Мерд (черт), нет. Я не касаюсь этой дряни. Уверен, что не травка?
– Не травка и не крэк. Я чист, сколько можно тебе говорить.
– Бьен (хорошо), – сказал Серж. – Этим утром.
Тино хохотнул. Серж сохранял на лице строгое выражение, но он не мог удержать уголки рта, расплывающиеся в усмешке.
– Холод здесь снаружи, папаша, – заметил малец.
– Для слабаков, – уточнил Серж.
– Я-то не слабак.
– Так будешь, помяни мое слово. Только продолжай курить.
– Ах, ах. – Малец сделал еще затяжку, затем убрал сигарету за спину, будто застыдившись.
– Тебе сколько лет? – спросил Серж.
– Двадцать четыре.
– Твой отец тебя никогда не ловил за курение? – Сержа больше не изумлял возраст молодых парней, которых он встречал здесь.
Малец выдохнул дым из носа, чуть не поперхнувшись от смеха.
– Какой отец? Да он слинял-то раньше, чем я на свет появился. Ладно, поболтаем позже, Серж. Я не слабак, но я зверски замерз. Кроме того, моя малышня меня навестит сегодня. Я лучше пойду помоюсь и буду готов.
Серж проследил глазами за мальцом, пока тот не зашел вовнутрь. Тюремный двор опустел, и глубокий колодец одиночества зазиял пустотой у него в груди. Зима всегда заставляла Сержа чувствовать свое одиночество. Даже до того, как он оказался в тюрьме. Когда снег падает и дует холодный ветер, люди нуждаются в своих семьях.
– Мой сын собирается навестить меня скоро, – сказал Серж двери, в которую зашел малец.
Он погладил карман брюк, где он теперь всегда носил вырезанную из газеты фотографию Мартина, Мэй и Кайли… свадебную фотографию, которую сделали еще до начала сезона.
Свисток объявил время посещений. Серж игнорировал его, оставшись стоять на холоде. Здесь он чувствовал себя хоть немного живым. Закрывая глаза, он видел перед собой свое озеро: оно приютилось среди гор, и лед на нем был чернее всех льдов всех озер Канады. На том озере он учил Мартина кататься на коньках.
Тогда они мечтали, что придет время и они станут выступать за одну и ту же команду. Славные мечты, которые Серж обещал сыну воплотить в жизнь.
– Если бы я поймал своего парнишку за куревом, – вслух проговорил Серж, – я бы ему задал хорошую трепку. Хорошие отцы для того и нужны, чтобы помогать детям поступать правильно, как для них лучше.
– Серж! – позвал его Джим. – Разве ты не замерз?
– Мы катаемся на коньках, – откликнулся Серж.
Он уже открыл глаза, но все еще продолжал видеть черное озеро.
– Мы с моим сыном.
Он знал, что было сумасшествием оставаться на холоде, пока внутри все-таки чуть теплее, и скоро начнут раз давать обед. Но здесь он вдыхал настоящий воздух, тот воздух, которым где-нибудь дышал и Мартин. Когда сын приедет, ему придется пройти через вон те ворота. Серж посмотрел на восток и снова закрыл глаза. Черный лед озера исчез, но Серж видел, как входил его сын. С женой и маленькой девочкой.
Назад к своей камере Серж шел самым длинным путем. Задержавшись у комнаты для свиданий, он прислушался к голосам: женским и детским. Голоса, как магнитом, притянули его ближе, он остановился в дверях. Тино сидел за длинным столом. Невысокого роста темноволосая женщина наклонялась к нему, а на коленях у него сидел маленький ребенок, который старательно карабкался куда-то выше. Второй ребенок сидел так близко, как только мог, словно разлука вселяла в них ужас и они хотели укрыться от неизбежности в объятиях отца.
Глаза Тино сияли, и он широко улыбался от радости. У старшего мальчика была его улыбка, его телосложение.