Поднявшись из-за стола, он подошел ближе.
— Алекс… это не может…
— Кэти, — прошептал он, и секунду они не двигались. Потом Алекс обнял ее и притянул к себе. Кэти выдохнула, словно сбрасывая столетнее бремя, и, подняв глаза на Алекса, вдруг подумала, что все ее страхи беспочвенны. Что он не разлюбит ее независимо от признаний, такой уж он человек. Раз полюбив, он будет любить всегда.
И Кэти поняла, что тоже любит его.
Она позволила себе прильнуть к этому сильному мужчине. Она чувствовала, как соединились их тела, а его рука поднялась к ее волосам. Прикосновение было мягким и нежным, раньше Кэти такого не знала. Она зачарованно смотрела, как Алекс прикрыл глаза и наклонил голову. Его лицо оказалось совсем рядом.
Когда их губы наконец соприкоснулись, Кэти ощутила на них вкус вина. Она отдала себя в его власть, позволяя целовать щеки, шею, откинула голову, упиваясь этим ощущением. Она чувствовала влажность его губ, скользивших по коже, и легко обняла его за шею.
«Вот каково любить по-настоящему и быть любимой», — думала Кэти. Отчего-то к глазам подступили слезы. Она заморгала, стараясь прогнать их, но это оказалось невозможным. Она любила Алекса и хотела его, но в ней пересилило желание быть любимой со всеми недостатками и тайнами. Она хотела, чтобы он узнал правду.
— Я хочу быть с тобой, но не могу, — прошептала она, надеясь, что он не рассердится.
— Ничего, — прошептал он. — Сегодняшний вечер не может стать лучше, чем сейчас.
— Но ты разочарован…
Он отвел прядь волос с ее лица.
— Ты меня никогда не разочаруешь, — сказал он.
Кэти проглотила комок в горле, пытаясь справиться со страхом.
— Ты должен знать обо мне одну вещь, — прошептала она.
— Что бы там ни было, мы с этим разберемся.
Она снова прижалась к нему.
— Я не могу быть с тобой сегодня, — шепнула она. — По той же причине, что и не могу выйти за тебя замуж. — Она вздохнула: — У меня есть муж.
— Я знаю, — прошептал он.
— Тебе это неважно?
— Ну, это не идеально, но поверь мне, я тоже неидеален, поэтому давай будем жить сегодняшним днем. А когда ты будешь готова, если такой момент наступит… Я буду ждать. — Он провел пальцем по ее щеке. — Я люблю тебя, Кэти, и пусть ты не отвечаешь мне тем же и даже никогда не скажешь этих слов, это не изменит моих чувств.
— Алекс…
— Я не требую ответа.
— Можно я объясню? — попросила она, отстранившись.
Он смотрел на нее с нескрываемым любопытством.
— Позволь мне кое-что рассказать, — сказала она. — Я хочу рассказать о себе.
За три дня до того, как Кэти сбежала из Новой Англии, подул резкий январский ветер. Мокрые хлопья снега замерзали на лету. Кэти шла к салону, низко нагнув голову. Длинные светлые волосы развевались на ветру, острые льдинки царапали щеки. На Кэти были не сапоги, а туфли на шпильках, и ноги сразу замерзли. Сзади в машине сидел Кевин, провожая ее взглядом. Она слышала урчание мотора и, не поворачивая головы, могла уверенно сказать, что рот Кевина сжат в тонкую полоску.
От покупателей, осаждавших торговые ряды перед Рождеством, не осталось и следа. «Радиорубка» слева от салона и зоомагазин справа стояли пустые — никого не привлекал шопинг в такую погоду. Кэти потянула дверь, которую сразу распахнуло ветром, и с усилием закрыла ее. Стылый воздух ворвался за ней в салон. Плечи жакета покрывал тонкий белый слой снега. Она стянула перчатки, сбросила жакет и обернулась помахать Кевину. Он любил, когда она ему улыбалась.
Она была записана на два к мастеру по имени Рейчел. Большинство кресел были заняты, и Кэти не знала, куда идти. В этом салоне она была впервые и чувствовала себя скованно. Все стилистки были молодыми, и почти каждая щеголяла ярко-красной или синей шевелюрой. К ней подошла девушка лет двадцати пяти, загорелая, с пирсингом и татуировкой на шее.
— Вы ко мне на два часа? Краситься и стричься? — спросила она.
Кэти кивнула.
— Я Рейчел. Пойдемте. — Она оглянулась через плечо: — Холодище, да? Я чуть не замерзла, пока дошла — нас заставляют ставить машины на той стороне парковки. Козлы, а мы ничего не можем сделать.
— Да, сегодня холодно, — отозвалась Кэти.
Рейчел подвела ее к креслу, обтянутому фиолетовым винилом. Пол был выложен черной плиткой. Какой-то подростковый стиль, подумала Кэти. Для одиноких и эксцентричных. Не для замужних блондинок. Она запоздало вздрогнула, когда Рейчел накрыла ее накидкой, и сидела, сжимая и разжимая пальцы ног, пытаясь согреться.
— Вы сюда недавно переехали? — спросила Рейчел.
— Я живу в Дорчестере.
— Далековато! Вам нас кто-то посоветовал?
Кэти проезжала мимо салона две недели назад, когда Кевин возил ее за покупками, но не стала об этом говорить, отрицательно покачав головой.
— Значит, мне повезло, что я ответила на ваш звонок, — улыбнулась Рейчел. — Вам какой цвет хочется?
Кэти не любила смотреть на себя в зеркало, но выбора не было. Прическа должна быть хорошей. Альтернативы нет. За оправу зеркала была заткнута фотография Рейчел, видимо с бойфрендом, превосходившим ее обилием пирсинга и носившим ирокез. Кэти стиснула под накидкой руки:
— Я хочу, чтобы выглядело естественно. Может, зимой сделать некоторые пряди потемнее? И корни подкрасьте, чтобы не выделялись.
Рейчел посмотрела на Кэти в зеркале:
— Остальное хотите примерно такого же тона? Или темнее, светлее? Мелирование делать не будем?
— Нет, оставьте примерно так.
— Против фольги не возражаете?
— Нет, — отозвалась Кэти.
— Проще простого, — сказала Рейчел. — Сейчас я все приготовлю и вернусь, о’кей?
Кэти кивнула и стала смотреть на женщину, опустившую затылок на раковину для мытья волос, и стилистку рядом. Она слышала журчание воды и гул голосов от других кресел. Из динамиков звучала приглушенная музыка.
Рейчел вернулась с фольгой и разведенной краской. Стоя у кресла, она размешивала мутную массу в широкой чашке, добиваясь нужной консистенции.
— А вы давно живете в Дорчестере?
— Четыре года.
— А выросли где?
— В Пенсильвании, — сказала Кэти. — До переезда сюда жила в Атлантик-сити.
— Вас сейчас муж привез?
— Да.
— Хорошая у него машина. Я видела, когда вы прощались. Это у него «мустанг»?
Кэти опять кивнула. Некоторое время Рейчел работала молча, нанося краску и заворачивая пряди в фольгу.
— А вы давно замужем? — спросила она, справившись с особенно непокорной прядью.