– В таком случае, почему вы сказали мне неправду? – поинтересовался он наконец.
– Что вы имеете в виду? – спросила Кейт, подняв подбородок, чтобы посмотреть Джону прямо в глаза.
– Но вы же не работаете в агентстве.
– А я и не говорила, что работаю.
– Вы сказали, чтобы я расплатился с вами через агентство.
– И этого я не говорила, – спокойно заметила Кейт. – Это вы сказали, что свяжетесь с агентством, и я решила не поправлять вас. Вы сами, не спрашивая меня, составили обо всем свое мнение, но все ваши предположения оказались неправильными. И поскольку вы не дали мне возможности все вам объяснить, я решила оставить вас пока в этом заблуждении.
– Но вы же сказали, что пришли устраиваться няней!
– Ничего подобного, – замотала головой Кейт. – Я сказала, что останусь с вашими детьми – вот и все. Когда я пришла к вам, у вас в доме была полиция, вы были ранены, а дети сильно напуганы. Я не могла не помочь вам.
– Но вы должны были, по крайней мере, сообщить мне, что вы не няня.
– Да, теперь я понимаю, что следовало это сделать, – согласилась Кейт. – Но тогда было не до того. Я просто хотела вам помочь и подумала, что ничего страшного не произойдет, если я объясню вам все чуть попозже.
Кейт спустила Бонни с поводка, и собаки побежали вместе, обнюхивая кусты и огромные гранитные валуны. Джон слышал, как они резвились и играли, шурша опавшей листвой. Он вспомнил, как осенью они с Терезой выходили с Брейнером на прогулку, и сердце его опять предательски защемило.
– Вы так до сих пор и не признались мне, зачем вы пришли сегодня в мой дом в восемь часов утра, – сказал Джон, вернувшись к реальности.
– Да, вы правы, – вздохнула Кейт.
– Ну, так я слушаю.
Кейт наклонилась и похлопала в ладоши, подзывая Бонни. Вместе с ней прибежал и Брейнер. Кейт достала из кармана пальто какое-то лакомство и угостила обоих.
– А вы тоже еще не рассказали мне, каким образом вы оказались прямо у дверей моей комнаты, – добавила Кейт.
– В прошлом году я защищал в суде сына Дженкинсов, – начал Джон, тщательно подбирая слова. – Он «позаимствовал» моторную лодку соседа, чтобы покататься, а тот подал на него в суд. Фелисити была мне очень признательна за то, что мне удалось добиться оправдания ее сына. В общем, она меня знает, поэтому, когда я набрал номер телефона, написанный на вашей визитке, и спросил про вас, она ответила, что вы остановились в номере «Белые паруса». Мне оставалось только приехать и подняться к двери вашей комнаты.
– Вероятно, она считает вас очень хорошим адвокатом, – заметила Кейт.
– Я просил Фелисити, чтобы она больше никому не называла вашу комнату, если кто-то будет спрашивать, – сказал Джон, проигнорировав ее слова. Он непроизвольно подался вперед и слегка наклонился к Кейт, словно неожиданно почувствовав, что эта женщина нуждается в его защите.
– Ну, а действительно, – поинтересовалась Кейт, – вы хороший адвокат?
Они стояли на отвесном скалистом берегу, под порывами холодного ветра. Джон поежился, и внутри у него появилось какое-то непонятное беспокойство. «Так вот оно что… Значит, все дело в том, что Кейт нужен опытный адвокат». Джон посмотрел на ее хрупкую изящную фигуру, широко распахнутые глаза и веснушчатый нос и подумал, что любой человек может оказаться в чем-то виновным.
– Да, – расправив плечи, уверенно сказал он. – Я хороший адвокат.
– Вы учились в юридической школе в Вашингтоне?
– В Джорджтауне.
Она кивнула, как бы обдумывая что-то.
– Вы хотите, чтобы я защищал вас в суде? – спросил Джон. – Вы для этого пришли ко мне? Хотите, чтобы я был вашим адвокатом?
Кейт не отвечала. Джон внимательно смотрел на нее. По своему опыту он знал, что многие люди, обратившись к адвокату, в первый момент просто не знают с чего начать или не решаются рассказать всю правду. На скамье подсудимых может оказаться кто угодно: и тот, кто вовсе не совершал преступления, и тот, кто совершил его непреднамеренно, и тот, кто сознательно преступил закон, но был уверен, что его не поймают. Однако очень редко человек сам считает себя преступником, даже если он был пойман с поличным. Клеймо преступника не устраивает никого. И какое бы преступление ни совершил человек, он всегда найдет себе оправдание. Кто-то его предал, обманул, оклеветал. Всегда что-то находится. Все это Джон знал и, внимательно глядя на Кейт, думал о том, какой окажется ее история.
– Я пришла к вам по другой причине, – сообщила Кейт неожиданно тихим и слабым голосом. – Адвокат мне не нужен.
– Тогда почему вы так интересовались, хороший я адвокат или нет? И зачем же все-таки вы пришли ко мне домой сегодня утром?
На улице стало уже совсем темно. Все небо до самого горизонта было усыпано звездами, и казалось, что Джон и Кейт накрыты этой перевернутой небесной чашей. Морской воздух был влажным и соленым, и у Кейт, вероятно, защипало от него глаза, потому что она вдруг смахнула с ресниц слезинки. Но через несколько секунд ее глаза снова наполнились слезами. Джон смотрел на женщину, и сердце его учащенно забилось.
– Я пришла к вам, потому что вы адвокат Грега Меррилла, – сказала наконец Кейт.
– Меррилла? Ну, и что же из этого?
Кейт проглотила стоящий в горле комок. Собаки, возившиеся в зарослях кустарников, подбежали к ней, рассчитывая получить новую порцию угощения, но она, казалось, не замечала их. Бонни прыгала вокруг Кейт и тыкалась носом в ее руку, а Брейнер терпеливо сидел рядом и ждал. Однако Кейт продолжала стоять молча, и слезы ручьями текли по ее щекам. Наконец, она подняла голову и взглянула Джону прямо в глаза. На ее лице была написана такая безысходная печаль, как будто она знала, что надеяться было уже не на что. Но, в конце концов, она все же собралась с силами и прошептала:
– Я думаю, что он убил мою сестру.
Джон О'Рурк подвел ничего не видящую от слез Кейт к своей «вольво» и усадил ее в машину. Затем открыл вторую дверь и впустил Брейнера и Бонни, которые с удовольствием расположились на заднем сиденье и, высунув языки, стали с нетерпением ждать, когда машина тронется.
Джон включил обогреватель салона, и Кейт только сейчас почувствовала, как она замерзла. Она всегда холодела от отчаяния и ужаса, когда представляла себе, что могло произойти с Виллой. В моменты, когда ее пронзала мысль о том, что сестры больше нет, ей хотелось заледенеть и ничего не чувствовать. Однако как только от обогревателя, еще не успевшего полностью остыть, в салоне автомобиля разлилось тепло, Кейт, вопреки своему желанию, начала согреваться.
Из автомагнитолы лилась песня Сьюзан Веги – нежная и печальная. Кейт вспомнила, как Вилла любила эту музыку Обычно она слушала ее в своей спальне, и белые занавески развевались на окнах от дующего с моря ветра. «Она поет об утрате, – говорила Вилла, объясняя старшей сестре смысл песни. – Она знает, что такое потеря, так же, как это знаем мы… Она одна из нас. Я благодарю Бога за то, что у меня есть ты, Кети». «А я благодарю Бога за то, что у меня есть ты», – отвечала шепотом Кейт.