– Каким-либо образом? – нервно рассмеялась Кейт. – А что еще может положить конец браку, кроме развода? Ну, разве что…

Слово, которое она не смогла произнести, было очевидным; и столь же очевидна была причина, по которой Джон задал свой вопрос: смерть его жены.

Джон ничего не говорил и продолжал напряженно смотреть вперед, на маяк, как будто струящиеся яркие лучи могли осветить всю его жизнь и дать ответ на мучивший его вопрос.

– Мы только что оформили наш развод. Я пришла забрать оставшиеся вещи и обнаружила эту открытку, – сказала Кейт.

В глазах Джона, все это время смотревших с грустью и сочувствием, снова появилась деловая настороженность: внезапное упоминание об открытке вернуло его к реальности. Кейт ясно дала понять, что пора вернуться к разговору об ее сестре.

– Итак, чем я могу вам помочь?

– Я не знаю наверняка.

– Но что-то вы для себя наметили? Не зря же вы решили отправиться в такую даль?

– Да, вы правы, – ответила Кейт и на мгновение почувствовала острую тоску по дому – но не по мраморным монументам столицы, а по соленому запаху моря и устриц, по дюнам и пони Чинкотига.

Они с Виллой очень любили свой родной остров, и никогда надолго не покидали его.

– Ну, так скажите же мне, в конце концов, для чего вы искали встречи со мной?

– Я хотела попросить вас спросить его, – сказала Кейт, не узнавая своего голоса.

– Его?

– Я понимаю, что сейчас вы не можете ничего мне сказать. Но я вас очень прошу, Джон: спросите своего клиента. Вилла очень походит на его типичную жертву: миниатюрная, с каштановыми волосами, ей было всего двадцать два года.

Кейт взглянула на Джона и увидела, что его губы плотно сжаты. Он надавил на газ, и машина поехала быстрее. Они свернули с шоссе и теперь тряслись на ухабах грунтовой дороги, пролегающей между двумя рядами высоких елей и ведущей к гостинице «Восточный ветер», возвышающейся на утесе. Кейт знала, что Джон с нетерпением ждет того момента, когда она покинет его машину. Она представляет для него угрозу, ведь из-за нее он мог нарушить свой этический кодекс. И, кроме того, по его вопросам она догадалась, что когда-то и ему тоже пришлось пережить супружескую измену.

Кейт опустила руку в карман и достала фотографию Виллы. Сегодня утром она хотела оставить ее в доме адвоката О'Рурка. Для этого она и пришла к нему. Но сейчас она не знала, согласится ли он хотя бы взглянуть на эту фотографию. Чувствуя щемящую боль в груди, Кейт в последний раз взглянула на доверчивую улыбку сестры и ее светящиеся от радости зеленые глаза и протянула фотографию Джону.

– Пожалуйста, возьмите, – сказала она. – Покажите ее своему клиенту. Я вас очень прошу.

– Нет, – ответил Джон, обеими руками вцепившись в руль. Он остановил машину возле ярко освещенного входа в «Восточный ветер». В вестибюле гостиницы свет был выключен, но Кейт заметила за занавеской вездесущую тень Фелисити.

– Спасибо, что внимательно выслушали меня, – произнесла Кейт, повернувшись к Джону, и положила перед ним фотографию.

Джон, хотя и не взял ее, но и не попытался заставить Кейт забрать фото.

– Вам остается надеяться только на полицию, – сказал Джон, глядя прямо в глаза Кейт.

– Нет, Джон, на вас.

– Если вы так думаете, значит, вы уже не оставляете себе никакой надежды на благополучный исход.

– Вы так считаете?

Луч маяка скользнул по лицу Джона. Голова его была перевязана, но на виске и каштановых, уже начинающих седеть, волосах были видны следы засохшей крови. При виде этого Кейт невольно вспомнила окровавленную голову Джона, которую она увидела, когда он открыл ей дверь этим утром. Он пострадал из-за того, что защищает Меррилла, и Кейт, досадовавшая на его непреклонность, в то же время не могла не признать, что его преданность интересам клиента заслуживает уважения.

– А вам никогда не хотелось, – медленно начала Кейт, и перед ее глазами возник ее офис в Академии наук, заваленный научными отчетами, графиками солености морской воды, сейсмограммами и данными о квотах на морской промысел, – забыть обо всех правилах и обязательствах и поступить по-своему, руководствуясь личными мотивами и желаниями?

Джон вопросительно посмотрел на женщину. Кейт прикрыла глаза, вспоминая, как был возмущен ее брат и все жители их маленького острова, когда в прошлом году комиссия Национальной академии наук, в составе которой работала Кейт, значительно сократила квоты на ловлю крабов и устриц. Сколько гневных писем приходило тогда в ее адрес! А ведь если бы она проигнорировала тот факт, что численность этих видов катастрофически уменьшается с каждым годом, то все были бы довольны и счастливы.

– Конечно, – ответил, наконец, Джон, и на его лице появилась легкая задумчивая улыбка, означающая, что ему было хорошо знакомо то, о чем говорила Кейт – Желание поступить именно так возникает у меня сто раз на дню. Но дело, которым я занимаюсь, не оставляет мне такой возможности.

– У меня все точно так же, – отозвалась Кейт, и в ее голосе послышались сочувствие и понимание, однако она не отказалась от своего главного намерения и тут же сказала: – И все же я осмелюсь еще раз попросить вас: покажите Мерриллу эту карточку.

Джон напрягся и встряхнул головой, словно отгоняя от себя невидимую пчелу. Чтобы он не успел вернуть ей фотографию, Кейт поспешно выбралась из машины. Открыв заднюю дверцу, она схватила поводок Бонни, потрепала на прощание Брейнера и взбежала по ступенькам на крыльцо гостиницы.

Сердце ее бешено колотилось. Сидя рядом с Джоном О'Рурком, она почувствовала, что он понимает все ее чувства и разделяет их. Этот человек тоже пережил многое из того, что довелось пережить ей.

Внезапно Бонни залаяла, и Кейт решила обернуться, чтобы помахать Джону рукой на прощание. Однако он уже не мог этого видеть. На дороге виднелись задние фары его быстро удалявшегося автомобиля. Должно быть, Джону хотелось как можно скорее уехать подальше от Кейт.

Глава 6

Судья Патрик О'Рурк вот уже десять лет как вышел на пенсию, но в своей одежде он по-прежнему был очень тщателен. Даже сейчас, отправившись выносить мусор, он был одет так, будто шел на судебное заседание: накрахмаленная черная рубашка, галстук выпускника Йельского университета, завязанный полным виндзорским узлом, фланелевые брюки. Все в городе, за исключением четырех человек, по-прежнему называли его «господин судья» или «Ваша честь». Для всех горожан Патрик О'Рурк оставался тем беспристрастным и справедливым судьей, каким его знали долгие годы: на протяжении всех этих лет он верно служил Фемиде, и статуя богини Правосудия, высеченная его женой Лейлой и стоявшая у них в саду с тех самых пор, как он впервые надел судейскую мантию, постоянно напоминала об этом.

Школьный автобус остановился у обочины, и из него выпорхнула Мэгги. Радостно размахивая руками, она побежала навстречу деду. Глядя на внучку, судья вспомнил ее отца в детстве: он тоже был таким же веселым и непосредственным, и энергия всегда била в нем через край. Выбросив пакет с мусором в бак, Патрик О'Рурк заключил подбежавшую внучку в объятия.