Теперь, стоя на парковке у «Волшебного зелья» и глядя на заходивших в бар смеющихся людей в маскарадных костюмах, Джон не мог не думать о том, что у многих из них остались дома мужья и жены, вынужденные проводить эту праздничную ночь в одиночестве. Возможно, кто-то из них сидел сейчас у телефона, в ожидании звонка, стараясь не смотреть на часы.
В те времена, когда он понял, что Тереза стала ему изменять, он почувствовал себя привязанным к ней, как никогда раньше. Когда он осознал, что может ее потерять, она стала ему еще дороже, чем была с тех пор, как они поженились. Почувствовав, что она ускользает, он изо всех сил старался ее удержать, но это было все равно, что пытаться удержать горсть песка, легко струящегося между пальцев. Он безвозвратно потерял Терезу гораздо раньше, чем она умерла.
Еще до гибели жены он нашел в ее ежедневнике запись «позвонить Мелоди Старр» – адвокату по бракоразводным процессам. Осуществила ли она свое намерение? Джон не знал и никогда не спрашивал Терезу об этом. Когда однажды он встретил Мелоди в коридоре суда, он пристально посмотрел на нее, пытаясь понять, не было ли в ее взгляде чего-нибудь необычного – сострадания или, может быть, осуждения. Рассказала ли ей Тереза их тайну? Джон мог только догадываться, но, в сущности, это было совершенно не важно. Адвокат, занимающийся разводом, – всего лишь третье лицо, от которого ничто не зависит. Брак, счастливый или распадающийся, всегда дело только двоих. Если один из них захочет уйти, никто уже не сможет спасти их брак. А любовь Терезы ушла еще до того, как у нее начался роман на стороне.
«Не так ли все происходило и у Кейт с мужем?» – размышлял Джон. Началось ли отчуждение между ними еще до измены? Джон опять взглянул на фотографию Виллы. Такое милое, открытое лицо, невинная, искренняя улыбка. Трудно было поверить, что такая девушка могла завести роман с мужем своей сестры. Впрочем, как Джону довелось убедиться на собственном горьком опыте, от третьего лица (каким и была в этой ситуации Вилла) мало что реально зависело: его роль в судьбе отношений между супругами была не так уж и велика.
Джон искренне хотел помочь Кейт найти сестру. Он сам не понимал, почему это было для него так важно – вероятно, им руководило стремление сделать добро и докопаться, во что бы то ни стало, до истины. Именно поэтому, несмотря на промозглую погоду, он отправился в эту пятницу в «Волшебное зелье», вместо того, чтобы остаться дома с детьми.
Глубоко вздохнув, Джон сел в машину, укрывшую его, наконец, от ледяного дождя, и медленно поехал по черной блестящей дороге. Если в этом мире на долю Джона О'Рурка еще осталось спокойствие, то в этот вечер он мог обрести его только в доме своего отца, рядом с детьми.
В это субботнее утро, прежде чем покинуть гостиницу «Восточный ветер», Кейт решила сделать фотографии из окна своего номера. Ей хотелось запечатлеть тот пейзаж, на который глядели когда-то глаза Виллы. Она сфотографировала скалистый берег, волнолом и маяк, неясно вырисовывающиеся в тумане. От пребывания в этом городе у нее осталось смешанное чувство горечи и тихой радости – с одной стороны, о Вилле так ничего и не удалось узнать, но, в то же время, она познакомилась здесь с О'Рурками.
Кейт стояла, прижавшись лбом к стеклу, и пыталась разглядеть вдалеке их дом, надеясь хоть мельком увидеть Мэгги или Тедди. Однако во дворе дома О'Рурков было совершенно пусто – даже Брейнера не было видно. Кейт представила, как хорошо, должно быть, они провели вчера вечер в пиццерии, отмечая победу Тедди. При воспоминании о футбольном матче в ее памяти всплыла картина того, как Вилла играла в хоккей на траве, на аккуратном поле рядом с парком Рок Крик, за готическими шпилями школы Святого Хрисогона.
Эта картина была такой живой и яркой, как будто все это происходило вчера. Вилла, в темно-зеленой форме, охваченная ликованием победы, бежала по полю, размахивая над головой хоккейной клюшкой. Она была так счастлива и хотела, чтобы Кейт и Эндрю, заменившие ей родителей, гордились ею и радовались вместе с ней. Потом они повели Виллу вместе со всей их командой в пиццерию «Чикаго». Там все они сидели за одним большим столом, с удовольствием уплетая пиццу и чокаясь запотевшими бокалами с ледяной содовой.
Вилле тогда было шестнадцать лет.
Той ночью, обнимая в постели Кейт, Эндрю был с ней особенно нежен. Он шептал ей, что когда у них будет собственный ребенок, они будут уже опытными родителями, знающими, что требуется подростку и как нужно о нем заботиться. Он любил Виллу как родную дочь и был счастлив, что, женившись, сразу же обрел настоящую семью. Так говорил ей Эндрю, и Кейт, окончательно таявшая от этих слов, благодарила судьбу за то, что ей посчастливилось встретить в своей жизни такого удивительного человека.
Человека, который принял ее такой, какая она есть, и готов был заботиться о ее сестре – такой застенчивой, милой и беззащитной. Вилла была как дикая пони – осторожная, пугливая, недоверчивая: в дюнах Чинкотига она чувствовала себя комфортнее, чем на мостовых Джорджтауна, и ей гораздо больше нравилось рисовать красками, чем играть в хоккей на траве.
Эндрю сумел завоевать доверие и любовь Виллы. Он учил ее обращаться с хоккейной клюшкой, помогал ей преодолеть неуверенность в игре, и, благодаря ему, она поверила в свои силы. Он всегда восхищался ее картинами и настоял на том, чтобы одна из ее акварелей – небольшой портрет Кейт – висела у него в офисе.
Прошли годы… Вилла выросла, стала взрослой.
В тот день, когда ей исполнился двадцать один год, они все вместе – Кейт, Эндрю и Вилла – отправились в восточное крыло Национальной галереи искусств. Вилла заражала всех своим энтузиазмом и, медленно переходя от одной картины к другой, они не могли не разделять ее восхищения. Работы французских художников, среди которых были и знаменитые «Кувшинки» Моне, картины Хассама, Меткальфа, Ренвика – на все это они смотрели восторженными глазами Виллы. Потом они обедали в маленьком ресторанчике, расположенном наверху, и Эндрю предложил Вилле написать картину.
– Я хочу заказать тебе наш портрет с Кейт, – сказал он, протягивая Вилле чек.
– Но, Эндрю, это слишком много! – воскликнула она, увидев сумму.
– Ну, я думаю, картина будет того стоить. Ведь на ней я буду изображен рядом с самой красивой женщиной в мире. Я повешу эту картину на стену в своем кабинете, чтобы все ее видели.
Лицо Виллы радостно засияло, но Кейт была не в силах даже улыбнуться. На сердце у нее в тот день было очень тяжело. Вот уже несколько дней подряд Эндрю возвращался домой очень поздно, и она не могла ему дозвониться на мобильный телефон. Муж заверял ее, что сейчас очень занят, поскольку ему необходимо подыскивать себе новую работу в связи с неизбежным провалом сенатора на выборах в ноябре, но Кейт ему не верила. Она слушала его слова, но сердце ей подсказывало совсем другое.
– Кейт, он у тебя такой романтик, – заметила Вилла и, перегнувшись через стол, чмокнула в щеку зятя.
– Да, я знаю, – отозвалась Кейт.