Оглядываясь вокруг в клинике, он не переставал думать о сестре Кейт Хэррис. Был ли все-таки причастен его клиент к исчезновению Виллы? Было ли что-то известно доктору Беквиту? Джон надеялся, что рано или поздно, это удастся выяснить. Он дал себе слово узнать, что случилось с Виллой. Он должен был это сделать. Ради Кейт. Ради того, чтобы она не мучилась неизвестностью всю свою оставшуюся жизнь.
– Конечно, работы много, – вздохнул доктор Беквит. – Но когда меня просят провести экспертизу, я просто не могу отказать. Ведь все преступники – в том числе насильники и маньяки – тоже нуждаются в помощи. А кто еще может помочь им, если не мы с вами? Наше общество жаждет лишь одного: всех их запрятать в тюрьму. Но ведь они тоже люди. Я давно занимаюсь изучением парафилий. Это моя специализация, дело всей моей жизни. И я уверен, что этим людям действительно можно помочь.
Джон кивнул, и доктор рассмеялся.
– Впрочем, зачем я вам все это говорю – вы и так это прекрасно знаете… Пойдемте лучше я покажу вам, что у нас здесь появилось нового. Сейчас наша клиника получает неплохое финансирование, так что со времени вашего последнего визита у нас произошли значительные изменения. Вы ведь были у нас довольно давно?
Джон, вспоминая, наморщил лоб.
– Около трех лет назад. Мы тогда работали по делу Калеба Дженкинса.
– Ну, в то время у нас почти ничего и не было. Но зато сейчас вы увидите много интересного. Кстати, как поживает Калеб?
– Его мать говорит, что у него все хорошо, работает вместе с отцом.
Доктор удовлетворенно кивнул.
– Ну, вот и прекрасно. А ведь если бы мы не помогли ему, он мог бы попасть в тюрьму из-за глупой мальчишеской выходки. Я очень рад, что у него все в порядке, и он вернулся к нормальной жизни, как будто ничего и не было. Если бы все было так просто с другими моими пациентами…
Джон кивнул.
– Должен вам сказать, – продолжал доктор Беквит, – что теперешний наш клиент – в высшей степени сложный случай. К нему нужен совершенно особый подход… За эти месяцы, что я работаю с ним, я довольно хорошо его изучил.
– Спасибо. Вы не представляете, как я благодарен вам за участие в этом деле.
– Не стоит благодарности. Это я должен благодарить вас за столь интересного пациента. Не каждый день попадаются такие ценные экземпляры.
Джон не знал, что и сказать. Ему стало как-то не по себе, и никакие слова не шли на ум.
Клиника Беквита, существовавшая на федеральные и частные средства, занимала весь двадцатый этаж в высотном здании, принадлежащем университету. Из окон кабинетов и лабораторий клиники были хорошо видны старинные кирпичные здания колледжа, песочно-коричневые дома рыбаков на Фокс Пойнт и сверкающая вода залива Наррагансетт.
Доктор, знакомя Джона с новинками своей клиники, с гордостью показал ему видеозалы, комнаты для ролевых игр и прибор для измерения степени сексуального возбуждения. Наконец, они пришли в лабораторию, где стоял отвратительный запах протухшей рыбы.
– Что это? – недоуменно спросил Джон, почувствовав тошноту.
– О, это пахнет материалом, предназначенным для психотерапевтического сеанса, – с улыбкой ответил доктор Беквит. – Я широко использую для лечения своих пациентов метод негативных ассоциаций. Своими сеансами я стараюсь добиться того, чтобы сексуальные фантазии, связанные с насилием, ассоциировались у них с отвратительным запахом. Я подключаю пациента к прибору и прошу его рассказать о том, как он совершал насилие. Пациент начинает рассказывать, и прибор регистрирует степень его сексуального возбуждения. Когда возбуждение достигает апогея, я вытаскиваю протухшую рыбу, и ее запах разрушает все сексуальные ощущения.
– И что – это помогает?
– Это очень длительный процесс – он может растянуться на многие годы. Но иногда улучшение происходит прямо на глазах. У пациента перестает возникать эрекция при описании сцен насилия.
– Вот как…
– Понимаете, для этих людей (в основном это, конечно, мужчины) я – их последний шанс. Ко мне попадают люди, осужденные за половые преступления и направленные на принудительное лечение (в которое, кстати, они не очень-то верят). Тут и учителя, совращавшие своих учеников, и дантисты, пристававшие к пациенткам, и мужчины, осужденные за изнасилование…
– Да, знакомый мне контингент, – сухо сказал Джон. – И вы считаете, что можете им помочь?
– Да, я стараюсь перепрограммировать их сознание и подсознание, направить их фантазии в другое, более безобидное русло. Видите ли, сексуальная жизнь – очень сложный и многогранный феномен. Люди очень мало занимаются сексом в реальности. Намного больше времени занимают сексуальные фантазии, мысли, переживания… – именно они формируют сексуальное поведение человека. Патология возникает первоначально на подсознательном уровне. Потом она реализуется в фантазиях, зреет, развивается и, наконец, выходит наружу, проявляясь в определенных (часто – преступных) действиях. Разумеется, за всем этим стоит ни что иное, как либидо – мощное сексуальное влечение, заложенное в каждом из нас с рождения. Если бы его не было, то род человеческий давно уже прекратил бы свое существование.
– Я не думаю, что наших клиентов – насильников и убийц – сколько-нибудь волновала проблема продолжения рода, – заметил Джон.
Он снова, как и в той пропахшей рыбой лаборатории, почувствовал подступающую тошноту. Иногда, когда его переполняли негативные эмоции, в нем вспыхивало непреодолимое отвращение к своей работе и клиентам, которых он защищал. Джону захотелось убежать, спуститься на лифте вниз и поскорее выйти на свежий воздух. Однако он сделал над собой усилие и остался.
– Разумеется, нет, – сказал доктор Беквит. – У этих людей сексуальное влечение приобретает искаженные, патологические формы. Но оно есть. И оно нуждается в удовлетворении. Однако беда в том, что, удовлетворяя его, они наносят вред другим людям – и тем самым губят самих себя. Их арестовывают, судят, и они попадают ко мне… Я приверженец бихевиоризма. И я считаю, что моих пациентов можно избавить от их опасных фантазий – для этого нужно добиться того, чтобы они подсознательно начали проводить связь между своими преступными желаниями и их неприятными последствиями, ассоциируя их с запахом дохлой, гнилой, разложившейся рыбы.
– Гм… – промычал Джон, вспоминая опыты, которые Иван Павлов проводил над собаками, формируя у них условный рефлекс. Мысль об этом помогла ему несколько успокоить свои эмоции.
– Однако общество жаждет возмездия, – продолжал Беквит. – Люди требуют для сексуальных маньяков длительных сроков заключения и хотят, чтобы и после освобождения они находились под неусыпным контролем полиции. Что ж, все это делается из соображений безопасности, но люди не понимают, что это не решение проблемы. Попав в заключение, маньяки на протяжении долгих лет продолжают лелеять свои безумные фантазии, по-прежнему испытывая от них удовольствие. Наш нынешний клиент – прекрасный тому пример.