– Правду. Правду о том, кто ты есть и что ты чувствуешь. В этой жизни у нас бывает лишь одна настоящая любовь, Зеб. Лишь одна.
– Как у тебя с Клариссой?
– Да. Мне подфартило, потому что, найдя ее, я сразу все понял. Другим так не везет. Сами того не зная, они выбрасывают свое счастье на помойку и только из-за того, что оно якобы недостаточно блестит. А потом всю жизнь роются и ищут то, утраченное, которое и было истинно стоящим, и корят себя за тот необдуманный поступок. И вот бродят здесь, на земле, как неприкаянные, потерянные души…
– Или там, в космосе, – сказал Зеб, вспоминая, что, когда его «Челленджер» мчался над Мысом Хаббарда, он ненароком припадал к иллюминатору и думал о том, что же она сейчас делает. Он вспомнил об упомянутой в разговоре с ней черной дыре, и кровь застыла у него в жилах. Ему так много хотелось рассказать ей! О том, что с ним произошло, о том, как он спустился с небес на землю. Рассказать ей обо всем, что увидел – и перечувствовал – за эти годы в невыносимой разлуке с ней. Но станет ли она его слушать?
– Не профукай это лето, Зеб, – посоветовал Сикстус.
– Она не будет со мной разговаривать.
– Тогда ты сам разговаривай с ней. Черт, при случае я буду отрицать, что ляпнул такое, но – ты должен доконать ее.
– А тебе-то все это зачем?
– Боже, да слышишь ли ты меня, Зеб?
В воздухе повисло напряженное молчание. До ушей Зеба доносились крики чаек, круживших возле берега. Они раздавались словно прямиком из его детства, и, чтобы не давать волю эмоциям, он прислонился к столу. Ему казалось, что он уловил скрытый смысл всего сказанного Сикстусом, но все же сомнения не покидали его: он не мог поверить в то, что старик не испытывал к нему ненависти.
– Затем, что я старый человек. Меня доканывает чертов артрит, и возможно, это моя лебединая песня – ну так напоследок я хотя бы сделаю что-нибудь полезное.
– Значит, в этом причина?
– Я очень люблю их обеих, – устало сказал Сикстус. – Элизабет и Румер. Видишь ли, Зеб, ты влюбился в соседскую девчонку, но женился не на ней, а на ее сестре.
– Знаю.
– Двумя ошибками всего не исправишь.
– А какая вторая?
Ответом ему был пристальный взгляд Сикстуса.
Зеб закрыл глаза. Он был тогда слишком молод, чтобы понять. Да, они с Румер были неразлучными друзьями, все делали вместе, их связывала магическая нить – а потом ему застила глаза нестерпимая страсть к Элизабет.
Той весной она ослепила его своими женскими чарами, и все, что было между ним и Румер, как-то сразу поблекло.
Неужели Сикстус разрешал ему – нет, он приказывал! – снова завоевать сердце Румер? Стало быть, это нечто из ряда вон. Зеб хотел уточнить, убедиться, но слова застряли у него в горле. Да и какой был во всем этом смысл? К сентябрю, а то и раньше, он будет сидеть в своем новеньком кабинете в исследовательском центре, расположенном в трех тысячах миль отсюда. Даже если Румер сможет простить его и забыть о том, что было, она никогда не согласится покинуть Мыс Хаббарда.
Чтобы сменить тему и немного отвлечься от собственных проблем, Зеб обратился к Сикстусу:
– Когда ты намерен рассказать ей?
– Ты о чем? – Зеб хохотнул.
– Минуту назад ты пристыдил меня в том, что я сбежал от семьи и улетел в космос. Значит, у меня имеется опыт в этой области. И я сразу вижу, если кто-то задумал уехать далеко и надолго.
– Что, так заметно? – удивился Сикстус, вскинув брови.
– Да. Заметно. А Румер еще не знает?
Сикстус покачал головой и уперся локтями в колени. Он выглядел совсем старым и поверженным, его лицо исказилось от боли.
– Нет.
– Тогда тебе лучше пойти домой и все рассказать ей. Она поймет, я уверен…
Сикстус прищурился и посмотрел на берег. Куин развернула свою лодку, чтоб подобраться ближе к Майклу. Тот поднялся с валунов и пытался что-то услышать за ревом мотора. На глазах у отца и деда он снял рубашку, прыгнул в воду, подплыл к лодке, и Куин помогла ему взобраться на борт. Потом эти двое направились к острову Галл-Айленд.
Лучи яркого солнца подсвечивали клумбу желтых лилий перед домом Винни. Зеб прикрыл глаза ладонью и посмотрел на небо. Звезды были повсюду. Белые огоньки в кристально-чистой синеве. Зеб – человек, который мог видеть звезды днем, – вспоминал о том, как плавал среди них, пока не лишился храбрости, и о ранних годах, прожитых здесь, на Мысе. Похоже, с возрастом он растерял всю былую мудрость.
– Куда же ты собрался? – спросил Зеб.
– Это неправильный вопрос, – тихо ответил Сикстус.
– Да? А какой же тогда правильный?
– «Почему?» – глядя на свои ладони, сказал Сикстус. – Этот…
– Ну, так расскажи мне.
– Потому что я стар. Потому что я не хочу висеть у нее на шее вечно… она слишком хорошая. Она готова пожертвовать своей жизнью ради того, чтоб ухаживать за старым больным отцом.
– То есть ты не намерен возвращаться?
– Пока не решил. Я знаю одно: мне необходимо это путешествие, чтоб потом сделать то, что придется. Не хочу сидеть в доме престарелых и жалеть, что не отправился в плавание, не пересек Атлантику, пока у меня было здоровье и силы.
Зеб кивнул. Ему, как никому другому, была понятна тяга к дальним странствиям и отчаянное желание сбежать на край света.
– Ты был для меня как сын, Зеб, – Сикстус был взволнован и расстроен, словно Зеб и ему разбил сердце. Мужчины молча смотрели друг на друга, пока время вершило свой привычный бег.
– Поговори с Румер, – попросил его Зеб.
– Обязательно, – Сикстус кивнул. – Если ты пообещаешь, что будешь присматривать за ней во время моего отсутствия.
– Наверное, это единственное, что я могу сделать, – буркнул Зеб. – Но ты должен объяснить мне: в чем вторая ошибка?
– В том, что тебя нет рядом с ней сейчас… – сказал старик. – Но ты и сам это знаешь. Потому и приехал.
Зеба внутри начала колотить жуткая дрожь. Он не нашелся, что ответить, но тут Сикстус протянул ему свою ладонь. Его крепкое, даже слегка жесткое рукопожатие затянулось на пару секунд дольше обычного.
Старый, ссутулившийся Сикстус поковылял к дверям, борясь не столько с физической, сколько с душевной болью. Зеб наблюдал за тем, как его бывший тесть медленно поднимался на Крестхилл-роуд, держа путь домой. Самого Зеба обуревало чувство вины, страх и печаль, но теперь к ним примешалось нечто неожиданное и давно забытое. Нечто похожее на надежду.
– Да, вот так! – громко крикнула Куин. – Теперь я сбавляю скорость. И когда мы подплывем ближе, хватай буек… давай, сейчас! – Она смотрела на то, как рослый, загорелый Майкл перегнулся через планшир, чтобы дотянуться до буйка из оранжево-белого пенопласта. На его коже блестели брызги соленой воды, и Куин никак не могла оторвать глаз от широких плеч парня.