– Спасибо, Винни, – Сикстус расчувствовался от всей той любви, что изливала на него семья и соседи. Хотя миссис Лайтфут – пожилая женщина, которая жила на окраине Мыса в маленьком домике и никогда не покидала его, – и не пришла, возле своего дома она подняла мачту с американским флагом, дополнив его сигнальными флажками, гласившими «доброго пути!».
Окинув взглядом скалистый берег и увидев, что прилив повернул в море, Сикстус понял: час расставания настал. От коттеджа Маккреев доносились звуки романтических мелодий Коула Портера. Если бы Кларисса была здесь, Сикстус подхватил бы ее под руки и закружил вместе с нею на причале. Но сейчас он обнял Румер, и они стали медленно танцевать.
– Я буду скучать, пап, – сказала дочь.
– Ты глазом моргнуть не успеешь, как я уже вернусь, – заверил он ее.
– Позвони, когда доберешься до Галифакса.
– Обещаю.
– В Новой Шотландии живет Малаки Кондон… вот его телефон, – протянув Сикстусу визитку, сказал Сэм Тревор. – Он отличный мужик, океанограф, его родной дом – буксир у пристани в Луненбурге. Если вам что-либо понадобится, просто звякните ему. Он выйдет в залив Мэна и встретит вас.
Сикстус взял визитку, главным образом для того, чтобы успокоить дочь и чтобы она не боялась, что он будет там совсем один.
– Я верю в тебя, пап, – сказала Румер.
– Это для меня самое главное, любимая.
У нее к глазам опять подступили слезы. Оглянувшись, Сикстус увидел болтавшего с Винни Зеба и жестом подозвал его.
– Потанцуй с ней, – тихо произнес он над головой Румер.
Зеб кивнул.
Звучала мелодия песни «Каждый раз, когда мы прощаемся с тобой».
– Она так нравилась твоей матери, – еле слышно прошептал Сикстус. Теперь ему хотелось лишь одного: остаться наедине с Клариссой и уплыть с нею в заслуженный отпуск. Он крепко сжал Румер в объятиях, чмокнул дочурку в лоб и передал ее Зебу. Она начала вырываться, словно намеревалась взобраться на борт и уплыть вместе с отцом, но Зеб не выпустил ее из своих крепких рук.
– Потанцуй со мной, Ру, – попросил он. – И мы вдвоем проводим Сикстуса за горизонт.
– Лучше бы он остался, – захлюпала она носом на плече у Зеба.
– Помни про крышу, – прошептал он. – Помни, о чем мы говорили тогда… ты не должна мешать ему… ведь это его мечта.
Так оно и было. Сикстус вовсе не боялся предстоявшего путешествия. Мир открывал перед ним свои врата: море было безграничной дорогой у него под ногами, а ветер дул ему в спину, подгоняя вперед. Он отнес подарки на лодку и сложил в каюте. До сих пор звучал Коул Портер, и Винни взяла высокую ноту. Les Dames de la Roche стояли на своих любимых скалах Мыса Хаббарда, махая Сикстусу, покуда он отвязывал канаты.
Затем Сикстус нацепил на голову белую фуражку с козырьком и поднял паруса. Сначала раздулся главный, потом кливер, и «Кларисса» грациозно заскользила прочь от причала. Сердце у него стучало, словно отбойный молоток. Наверное, только Куин знала, что теперь он остался наедине со своей женой на лодке, названной в ее честь; он ощущал ее присутствие так же явно, как и порывы ветра вокруг себя. Она была его напарником и любимой, его бессмертным проводником. С берега кричали их друзья, желая им удачи и счастья.
Куин завела мотор своей лодочки, и они вдвоем с Майклом проводили Сикстуса до выхода из бухты. Голоса постепенно затихали, пока единственными звуками не остались шум ветра в парусах, плеск волн о корпус и гудение подвесного мотора Куин.
– Не забудьте! – крикнул Сикстус уже издали. – Вы оба пообещали мне пойти в школу.
– А ты не забывай, что обещал быть осторожным и вернуться на Мыс Хаббарда целым и невредимым! – крикнула в ответ Куин.
– Обязательно. Я всегда держу свое слово.
– И я тоже, – сказала она.
Они добрались до красного буя, обозначавшего северную границу отмели Викланд-Шоул, где Сикстусу предстояло взять влево и оставить Мыс Хаббарда позади.
– Мы уже готовы посмотреть, как ты заплывешь за горизонт, – сказала Куин, покружив вокруг «Клариссы», и отплыла в сторону, чтобы Сикстус мог сдвинуть румпель и развернуть судно. Паруса колыхнулись, потом ветер вновь наполнил их, и шлюп взял курс на восток, мимо маяка Викланд-Рок.
– Удачи в школе, детишки! – прокричал Сикстус.
– Остерегайся штормов у Пойнт-Джуд! – ответила Куин.
– Непременно! – Сикстус усмехнулся, зная, что она имела в виду тот случай, когда они с Элли чуть не потонули, попав в сильную бурю по пути на Мартас-Виньярд.
Он бросил прощальный взгляд на свой дорогой Мыс, скользнув взглядом по коттеджам с яркими ставнями, по буйным садам и хлопавшим на ветру американским флагам. Мыс Хаббарда был основан ирландскими иммигрантами, простыми работягами и бедняками, которые не прогадали, пустив корни у пролива Лонг-Айленд. Он любил эту землю всем сердцем и знал, что частичка ее осталась у него с собой. Когда ему на глаза попался старый дом Мэйхью, Сикстус помолился за новых владельцев – чтобы они прониклись духом этого места, – а потом увидел, что Румер и Зеб по-прежнему махали ему с пристани.
Он поднял руку в знак прощания. Сейчас боль почти покинула его; спина у него слегка скрипела, подобно старой лодке, но солнечные лучи согревали ее и гнали артрит прочь.
– Не забывай, мы любим тебя! – крикнула Куин.
– Никогда, – удаляясь от них, ответил Сикстус. – И вы не забывайте, что я люблю вас. Идите в школу, дети, и учитесь как следует!
– Обещаем, дедушка! – уверенно прокричал Майкл. И после этого Сикстус Ларкин обогнул мыс и устремился навстречу Атлантическому океану и своей судьбе.
Проводив Сикстуса и попрощавшись с соседями, Румер и Зеб вместе пошли домой. Они поднялись на холм, пройдя мимо гаража, за которым ее отец трудился над «Клариссой». В траве валялись щепки и банки из-под лака и краски – напоминание о тяжелейшей работе, проделанной для восстановления прежнего величия лодки.
Когда они вошли в ее дом, оконные занавески трепыхались в объятиях свежего бриза. Музыка до сих пор нагоняла на Румер печаль. Сейчас гобелены с единорогом выглядели невероятно яркими и живыми, как никогда прежде. Зеб был рядом с ней, и, стоя босиком в своем коттедже, она хотела снова потанцевать с ним, повинуясь грустной музыке, ветру и нетленным духам Мыса. На сердце у нее лежала тревога за отца, но она решила не подавать виду.
– Чай будешь? – спросила она.
Зеб кивнул, не сводя с нее глаз.
Держа чайник под краном, Румер заметила, как дрожат ее руки. Увидев, что она волнуется, Зеб забрал у нее чайник и сам наполнил его водой. Догадывался ли он, что не разлука с отцом, а он сам, ее звездочет, был причиной этого волнения? Он поставил чайник на горелку и развел огонь. Румер все еще ощущала прикосновение его ладоней во время танца. В ней вдруг проснулось дикое желание, и она медленно повернулась к нему. Зеб прочел в ее взгляде пробудившуюся страсть, шагнул к ней и обнял. Сильный и загорелый, он доставлял ей неземное блаженство, лаская ее чуть пониже спины и прижимая к своей груди. Она поднялась на цыпочки, так же как тогда, когда они танцевали на теннисных кортах, и прильнула к нему всем телом. Она дрожала от кончиков волос до пяток, чувствуя на себе всю упругость крепкого тела Зеба.