Карл показал на детей, но служитель, даже не взглянув на них, бросил:
— Идемте быстрее, очень уж долго вас продержали. Сомневались они, что ли?
— Не знаю, — удивленно ответил Карл, но подумал, что сомневались они вряд ли. Ведь даже если ситуация яснее ясного, всегда найдется такой, что постарается добавить ближнему хлопот. Но, глядя на большую зрительскую трибуну, к которой они сейчас подходили и вид которой ласкал взор. Карл тотчас забыл о замечании служителя. Одну из широких длинных скамеек покрыли белой скатертью, ниже, на другой скамье, спиной к беговому полю сидели и пировали все вновь принятые. Люди были веселы и взволнованны; как раз когда Карл самым последним незаметно уселся на скамью, многие встали, подняв стаканы, и один провозгласил тост за шефа десятой вербовочной группы, которого назвали «отец родной». Кто-то заметил, что его можно увидеть и отсюда, и действительно, судейская трибуна с обоими мужчинами возвышалась не слишком далеко. Тотчас все со своими стаканами повернулись туда, и Карл тоже, но, хотя кричали очень громко, усердно стараясь привлечь к себе внимание, ничто на судейской трибуне не указывало на то, что овации замечены. Как и раньше, шеф располагался в углу, а его напарник стоял рядом, подняв руку к подбородку. Несколько разочарованно все опять уселись, поначалу кое-кто еще изредка оборачивался на судейскую трибуну, но скоро люди всецело занялись обильным угощением, подали крупную птицу. Карл таких никогда не видел — со множеством вилок в хрустящем поджаренном мясе; служители снова и снова наливали вино — пирующие толком и не замечали, увлеченно склонившись над тарелками, а в стакан лилась красная струя; кто не хотел принимать участие в общей беседе, мог посмотреть фотографии Оклахомского театра, сложенные стопкой на дальнем конце импровизированного стола, их передавали из рук в руки. Правда, это мало кого заботило, вот почему до Карла, последнего в ряду, дошел один-единственный снимок. Но, судя по этому снимку, не мешало бы посмотреть все фотографии. На нем была изображена ложа президента Соединенных Штатов. В первую секунду можно было подумать, это не ложа, а сцена — слишком уж широкой дугой выдвигался ее барьер в пространство зала. И был этот барьер сплошь вызолочен. Между изящными, словно искусно вырезанными ножницами балясинами разместился ряд медальонов с изображениями бывших президентов; у одного из них был крупный прямой нос, толстые губы, глаза под выпуклыми веками неподвижно опущены долу. Вокруг ложи, с боков и сверху, струился свет; белые и все же мягкие лучи обнажали переднюю ее часть, тогда как в глубине, за алым бархатом драпировок, живописные складки которых отливали всеми оттенками красного и были подхвачены шнурами, она представала темно-багряной мерцающей пустотой. Невозможно вообразить, чтобы в этой ложе находились люди, настолько самодовлеющей она выглядела. Карл не забывал о еде, но частенько поглядывал на сию фотографию, лежавшую рядом с его тарелкой.
Вообще-то он с большим удовольствием посмотрел бы хоть еще одну из остальных фотографий, но идти за ней сам не решался, так как служитель держал руку на снимках и, вероятно, старался соблюсти их последовательность; поэтому Карл взглянул по сторонам, чтобы установить, не передают ли вдоль стола еще какую-либо фотографию. И тут он с удивлением — сначала он просто глазам своим не поверил — заметил среди увлеченных едой сотрапезников хорошего знакомого — Джакомо. Тотчас Карл бросился к нему, крича:
— Джакомо!
Тот, робкий, как всегда, когда его захватывали врасплох, оторвался от еды, с трудом повернулся в тесном пространстве между скамейками, вытер рукой рот, но тут же очень обрадовался, увидев Карла, и пригласил его сесть рядом или перейти обоим на место Карла; им хотелось рассказать все друг другу и больше не разлучаться. Карл не хотел мешать другим, поэтому оба решили пока оставаться на своих местах, обед скоро кончится, и уж тогда, разумеется, их друг от друга не оторвать. Карл все же постоял еще рядом с Джакомо, с удовольствием глядя на него. О, эти воспоминания о прошлом! Где-то теперь старшая кухарка? Что поделывает Тереза? Сам Джакомо внешне почти не изменился, предсказание старшей кухарки, что через полгода он станет сухопарым американцем, не подтвердилось; Джакомо остался хрупким, как раньше, со впалыми щеками; правда, сейчас щеки округлились, так как во рту у него был здоровенный кусок мяса, из которого он не спеша вытаскивал кости и бросал их на тарелку. Как явствовало из надписи на его повязке, в актеры Джакомо тоже не приняли, его наняли лифтером — Оклахомский театр действительно находил работу каждому! Заглядевшись на Джакомо, Карл долго не возвращался на свое место. Когда же он хотел вернуться туда, подошел заведующий кадрами, взгромоздился на расположенную выше скамью, хлопнул в ладоши и произнес короткую речь, во время которой большинство встало, да и оставшихся сидеть, не желавших оторваться от еды, в конце концов тычками тоже подняли на ноги.
— Я хочу надеяться, — сказал шеф по кадрам, Карл меж тем на цыпочках вернулся к своему месту, — что вы довольны нашим угощением. Питание в нашей вербовочной группе вообще хвалят. К сожалению, настало время встать из-за стола, так как поезд, направляющийся в Оклахому, отходит через пять минут. Путь вам предстоит долгий, но вы увидите, что о вас хорошо позаботятся. Сейчас я познакомлю вас с человеком, который будет руководить переездом и которому вы должны повиноваться.
Маленький тощий человечек взобрался на скамью заведующего, небрежно поклонился и, не теряя времени, тотчас принялся бурно жестикулировать, показывая, как нужно собраться, построиться и двинуться в путь. Но покуда никто его не слушал, так как тот из новичков, который раньше произносил тост, хлопнул ладонью по столу и начал пространную благодарственную речь, хотя — Карл стоял как на иголках — только что было сказано, что поезд скоро отправляется. Но оратор не обращал внимания даже на то, что заведующий кадрами его не слушает, а отдает руководителю поездки какие-то распоряжения, он знай себе разглагольствовал, перечислив все поданные блюда, сообщив свое мнение о каждом из них, и в конце концов заключил речь возгласом:
— Почтенные господа! Так завоевывают наше расположение!
Все, кроме тех, кому был адресован этот клич, рассмеялись, но это была не шутка, а скорее факт.
Речь эта не осталась безнаказанной — на вокзал пришлось бежать бегом. Впрочем, это не составляло особого труда, поскольку — Карл только сейчас заметил — багажа ни у кого не было; единственным грузом, по сути, была детская коляска, — ведомая отцом семейства, она подпрыгивала теперь во главе группы. Какие же неимущие, сомнительные личности сошлись здесь — и тем не менее были так хорошо встречены и обогреты! И руководителю поездки не иначе как ведено опекать их словно родных детей. Он то хватался одной рукой за ручку коляски, а другую поднимал вверх, ободряя группу, то отбегал в хвост, подгоняя отставших, то спешил вдоль колонны, отыскивая в группе самых медлительных и жестами показывая им, как нужно шагать.
Когда они пришли на станцию, поезд был уже готов к отправлению. Люди на перроне кивали на группу, слышались возгласы:
— Вот эти все из Оклахомского театра!
Похоже, этот театр был гораздо известнее, чем думал Карл; правда, он никогда особенно не интересовался театральными представлениями, Для них забронировали целый вагон, руководитель поездки торопил с посадкой больше, чем кондуктор. Он сперва пробежался вдоль вагона, заглядывая в каждое купе, и лишь после этого тоже поднялся на площадку. Карл случайно занял место у окна, а Джакомо устроился рядом. Они сидели бок о бок и радовались предстоящему путешествию. Так беззаботно они по Америке еще не ездили. Когда поезд тронулся, они замахали в окошко, а парни на скамейке напротив смеялись над ними, подталкивая друг друга локтями.