I
1945 год
Тренер школьной атлетической команды мистер Донелли закончил тренировку раньше обычного. На стадион пришел отец Генри Фуллера и сообщил сыну: только что получена телеграмма из Вашингтона – его брат убит на поле боя в Германии. Генри – лучший в команде метатель ядра. Мистер Донелли разрешил Генри пойти в раздевалку и уйти из школы вместе с отцом. После этого свистком собрал команду и объявил, что все могут идти по домам – в знак уважения к семье спортсмена.
Баскетбольная команда продолжала тренировку как обычно, по расписанию, поскольку больше печальных известий не поступало – никто из родственников или братьев не был убит на поле боя.
Рудольф Джордах (лучший результат в беге с низкими барьерами на двести метров) пришел в раздевалку первым и принял душ, хотя он сегодня тренировался вполсилы и даже не вспотел. Но в их доме горячую воду подавали нечасто, и он старался принимать теплый душ в спортивном зале. Школа была построена в 1927 году; тогда у населения водились деньги: душевые кабинки были просторными, и там постоянно была горячая вода; более того, построили даже небольшой плавательный бассейн. Обычно Рудольф после тренировки плавал, но сегодня не стал – у товарища такая беда.
В раздевалке мальчики говорили между собой на пониженных тонах, и никто не допускал привычных шуток над товарищами. Капитан команды Смайли встал на скамейку и заявил, что, если для брата Генри закажут панихиду, придется всем скинуться и купить венок. По лицам ребят можно было легко понять, кто может заплатить пятьдесят центов, а кто – нет. У Рудольфа денег не было, но он постарался сделать вид, что для него это пара пустяков. Быстрее других выразили желание отдать деньги те ребята, чьи родители отвозили их в Нью-Йорк перед началом учебного года, чтобы купить для них одежду на целый год. Рудольф покупал одежду здесь, в Порт-Филипе, в универсальном магазине Бернстайна. Но он всегда был одет опрятно: рубашка, галстук, свитер, кожаная ветровка, коричневые брюки.
Генри Фуллер был из тех учеников, которые покупали одежду в Нью-Йорке. Но сегодня, Рудольф был в этом твердо уверен, он не кичился своей значимостью. Сам Рудольф постарался поскорее выйти из раздевалки – не хотелось возвращаться домой ни с кем из приятелей, чтобы не говорить о гибели брата Генри. Он не был особенно дружен с Генри – тот не отличался особым умом, как и полагается толкателю ядра, и в общении с ним старался не притворяться и не проявлять к нему особой симпатии.
Школа стояла в той части города, где находились жилые кварталы – к северу и востоку от делового центра. Ее окружали частные дома, рассчитанные на одну семью. Строились они приблизительно в то же время, что и школа, когда город стал расширять свои границы. Первоначально все они оказались на одно лицо, но с годами владельцы, пытаясь внести в облик своих домов свои вкусы и свой стиль и определенное разнообразие, стали окрашивать стены и двери в разные цвета, а кое-где добавляли выступ с окном или даже балкончик.
Со стопкой книг под мышкой, Рудольф большими шагами шел по растрескавшимся тротуарам предместья. Денек выдался ветреный, но не холодный. После короткой разминки и легкой тренировки на душе было легко, настроение праздничное. Ранняя весна: на деревьях видны набухающие почки, уже пробились первые, нежные, весенние листья.
У самого подножия холма, на котором стояла школа, – мелководный, все еще по-зимнему холодный Гудзон. Рудольф сверху видел шпили городских церквей, дальше, к югу – дымоходы кирпичного и цементного заводов Бойлана, где работала сестра Гретхен, и протянувшиеся вдоль берега реки железнодорожные пути нью-йоркского Гранд-сентрал. Порт-Филип нельзя было назвать красивым, уютным городком, хотя когда-то он был именно таким. Большие, просторные, в колониальном духе дома перемежались с каменными викторианскими особняками. Но во время начавшегося в 20-е годы бума в город приехало много новых людей – рабочих. Они селились в узких серых домиках, и город разрастался все дальше и дальше.
Потом наступили годы «Великой депрессии». Почти все в городе лишились работы. Построенные на скорую руку дома быстро опустели, а Порт-Филип, по словам матери Рудольфа, стал похож на трущобу. Но она была не совсем права. В северной части городка были широкие улицы, там сохранились красивые большие дома, и, несмотря на экономический кризис, эти дома содержались в идеальном порядке и чистоте. И даже среди трущоб предместья можно было увидеть большие дома. У них был вполне презентабельный вид. Между домами зеленели приятные для глаз лужайки и высились старые, толстые деревья. Жившие там семьи наотрез отказывались из них выезжать.
Разразившаяся в Европе война вернула в Порт-Филип процветание. Кирпичный и цементный заводы и даже дубильная мастерская и обувная фабрика Байфильда стали бурно расширять производство, и, после того как посыпались военные заказы, жизнь в городке воспрянула. Но с войной у людей появились и другие заботы: им некогда стало следить за внешним видом своих домов, и город по-прежнему оставался обшарпанным и заброшенным.
Сейчас весь городок лежал у Рудольфа под ногами. Запущенный, без продуманной планировки, сверху он выглядел как скопление из беспорядочной мешанины домов, освещенных зимним холодным солнцем. Глядя на него сверху, Рудольф размышлял: неужели кто-то станет защищать этот город с оружием в руках или даже отдаст за него свою жизнь, как отдал свою брат Генри Фуллера за неизвестный городок в далекой Германии.
В глубине души он надеялся, что война продлится еще года два. Ему скоро исполнится семнадцать, и через год его уже могут призвать в армию. Он представлял себя в форме лейтенанта с серебряными нашивками. Вот он отдает честь своим подчиненным, под ураганным пулеметным огнем ведет в атаку своих бойцов. Настоящий мужчина обязан пройти через боевое крещение. Жаль, что в войсках нет кавалерии. Как это здорово – размахивая саблей, на полном галопе мчаться на мерзкого, презренного противника! Но в доме он об этом никому не говорил. У матери сразу же начиналась истерика, стоило кому-нибудь упомянуть, что война может продлиться еще год-другой и в результате Рудольфа заберут в армию. Он знал, что некоторые ребята прибавляли себе годы и шли добровольцами на войну. Он слышал рассказы о том, что пятнадцатилетние, четырнадцатилетние ребята попадали в морскую пехоту и храбро дрались. Получали за мужество боевые награды. Но он никогда не осмелится сделать такой шаг – с его матерью такой номер не пройдет, в этом он был уверен на все сто процентов.
Как обычно, он сделал небольшой крюк, чтобы пройти мимо дома мисс Лено, учительницы французского. Рудольф внимательно посмотрел – ее нигде поблизости не было. Он вышел на Бродвей, главную улицу города, которая тянулась вдоль Гудзона, а потом переходила магистраль, ведущую из Нью-Йорка в Олбани. Он мечтал о том, что когда-нибудь у него будет машина, точно такая, как те, что сейчас проносились по городским улицам. Как только у него появится автомобиль, то на каждый уик-энд он будет уезжать в Нью-Йорк. Правда, он не представлял, чем там будет заниматься, но он непременно будет ездить туда.