Ах, какой негодяй! – с возмущением подумала о Бойлане Гретхен. Какой больной, мстительный негодяй. Но она не шевельнулась.
Негр что-то сказал лежавшей на кровати девушке. Она лениво в знак приветствия махнула ему рукой и улыбнулась улыбкой победительницы детского конкурса красоты. Все, что происходило в комнате за зеркалом, было похоже на пантомиму, что придавало всему спектаклю определенную отстраненность, и эти две фигуры за стеклом казались бесплотными, нереальными. Актеры словно хотели всех убедить, что на их сцене ничего страшного не случится.
На чернокожем – светло-голубой, элегантный костюм, белая рубашка и красная бабочка в горошек. На ногах – легкие коричневые туфли с острыми носами. Молодое, приятное, подобострастное лицо, улыбчивое, словно в любую секунду он был готов произнести: «Да, сэр!»
– У Нелли полно связей в ночных клубах Гарлема, – пояснил Бойлан. В эту минуту негр начал раздеваться, прежде аккуратно повесив свой пиджак на спинку стула. – Вероятно, он играет на трубе или на каком-то другом инструменте в этих джаз-бандах, – продолжал Бойлан, – и не прочь подработать, срубить пару сотен баксов за вечер и одновременно позабавить белых людей. Он – нам, мы – ему. – Бойлан фыркнул, довольный собственной остротой. Тело у негра было бронзового цвета, блестящая, с отливом, кожа, широкие мускулистые плечи, конусообразная талия, как у спортсмена в самой лучшей физической форме. Разве можно сравнить его с фигурой этого сидевшего рядом с ней на кровати человека? От такого сравнения Гретхен от ярости чуть не заскрежетала зубами.
Негр прошел через всю комнату к кровати. Девушка широко развела руки, чтобы принять его. Легко, пружинисто, словно кошка, он опустился на белое тело девушки. Они поцеловались. Ее руки крепко сжимали его ягодицы. Потом он оказался на спине, а девушка начала страстно целовать его, сначала в шею, потом соски, одновременно медленными движениями настоящей профессионалки рукой энергично ласкала его восстающий пенис. Склонившись над ним, она языком принялась лизать блестящую, кофейного цвета кожу негра на его плоском животе с проступившими на нем напрягшимися мышцами, и от щекочущего прикосновения к нему ее густых белокурых волос тело негра вздрагивало, как в конвульсиях.
Гретхен жадно наблюдала за парой. Они были прекрасны. Это представление казалось ей великолепным, оно вселяло в нее какую-то надежду, что-то обещало ей, но что, этого она не могла пока понять и выразить словами. Но ей мешал наслаждаться этим зрелищем сидевший рядом Бойлан. Как все же несправедливо, как грязно, отвратительно несправедливо! Потрясающие, совершенные формы – два человеческих тела покупаются на час, как лошади из конюшни, чтобы доставить удовольствие таким богачам, как Бойлан, чтобы еще больше утончить его развращенность или удовлетворить каприз, а возможно и месть.
Гретхен встала, повернулась к зеркалу-стеклу спиной.
– Я подожду тебя в машине, – сказала она.
– Но ведь все только начинается, – тихо возразил Бойлан. – Ты только посмотри, что она сейчас вытворяет. В конце концов, я привез тебя сюда ради тебя самой, для твоего же обучения. Ты станешь такой популярной, если…
– Увидимся в машине, – отрезала она, выбегая из комнаты. Стремительно, чуть не кубарем, сбежала с лестницы.
Женщина в белом платье стояла внизу, в холле, у выхода. Она ничего не сказала, с язвительной улыбкой открывая перед ней дверь.
Гретхен подошла к машине, села на переднее сиденье. Бойлан пришел минут через пятнадцать. Он шел к ней от двери спокойно, не торопясь. Сев в машину, он завел мотор.
– Жаль, что ты не осталась, – сказал он. – Они честно заработали свои двести долларов.
Когда она отпирала дверь, то услыхала, как его машина сделала резкий разворот. Осторожно поднимаясь по лестнице, стараясь не делать шума, она вдруг увидела свет из открытой двери спальни родителей, которая была напротив ее комнаты. Мать, строго выпрямившись, сидела на деревянном стуле, уставившись тяжелым взглядом в коридор. Гретхен остановилась, посмотрела на мать. У нее были такие странные глаза, как у помешанной. Но теперь уже ничего не исправишь. Мать с дочерью долго глядели в упор друг на дружку.
– Иди спать, – сказала мать. – Я позвоню на завод и скажу мистеру Хатченсу, что ты заболела.
Гретхен вошла в свою комнату, закрыла за собой дверь. Запираться она не стала. Ни на одной двери в доме замков не было. Подошла к полке и взяла в руки томик Шекспира. Но восьмисот долларов между вторым и третьим актами «Как вам это понравится» не оказалось. Деньги, все так же аккуратно сложенные в конверт, лежали посередине пятого акта «Макбета».
I
В доме Бойлана не светилось ни одного окна. Жители Порт-Филипа в центре города праздновали День победы. Томас и Клод видели, как ракеты и фейерверки освещают ночное небо над рекой, был слышен грохот маленькой пушки, из которой в обычное время палили каждый раз, когда местные футболисты забивали соперникам гол на школьных междугородных матчах. Ночь была ясная, теплая. С вершины холма Порт-Филип казался мерцающим ковром из ярких переливающихся огней: повсюду в домах, на улицах был зажжен электрический свет.
Утром германская армия капитулировала.
Томас с Клодом бродили по городу вместе с толпами людей. Они видели, как обнимаются солдаты и матросы, как все выносят из баров и магазинчиков бутылки с виски. Весь день Томас давал волю своему раздражению. Как все же противно! – думал он. Парни, которые всеми силами избегали долгих четыре года воинского призыва, клерки, напялившие форму, никогда не выезжавшие из дома дальше сотни миль, торговцы, составившие себе целые состояния на «черном» рынке, – все они теперь безудержно целовались, радостно орали, напивались до чертиков, как будто это они, сами, расправились с ненавистным Гитлером.
– Скоты, – презрительно бросил он Клоду, наблюдая за бьющим через край торжеством. – Ах, как мне хочется проучить их всех!
– Да-а, ты прав, – протянул Клод. – Но ничего. У нас тоже будет свой праздник, только наш с тобой. И личный фейерверк.
После этих слов он вдруг впал в задумчивость, и больше не произнес ни слова, наблюдая, как скачут от радости, словно козлы, взрослые люди. Сняв очки, он подергивал себя за мочку уха – верный признак, что близка вспышка агрессии. Наметанным взглядом заметил это и Том, давно знавший эту его привычку, и сейчас твердо решил не совершать ничего безрассудного. Не время задирать солдат, нарываться на драку, даже с гражданскими, – это будет дурной поступок.
Но неожиданно Клод разродился планом, посвященным Дню победы, и Томас с готовностью согласился с ним: да, действительно, это достойно такого важного события.
Они поднялись на холм неподалеку от усадьбы Бойлана. Томас нес канистру с бензином, а Клод – мешочек с гвоздями, молоток и узел с тряпьем. Они осторожно пробрались через густой подлесок к похожему на склад заброшенному строению, стоявшему на голом пригорке приблизительно в пятистах ярдах от главного особняка. Друзья пришли сюда не по обычной дороге, а по другой, узкой и грязной, начинавшейся в глубине округи, довольно далеко от Порт-Филипа, ведущей к задней стороне дома. Проехав через ворота садовника, они оставили мотоцикл возле небольшой, засыпанной гравием ямы, сразу за стеной, окружавшей поместье.