Катю подобные глупости давно уже не интересовали, она просто убивала время. Взгляд ее привлекла лишь высокая арабка в чадре: надо же, как укутываются!
А в принципе, даже удобно: выходи немытая-нечесаная, хоть без трусов, все равно будешь как неприступная скала. И опять же – такая наглухо запакованная женщина вызывает более жгучий интерес, чем полуголые куклоподобные существа, снующие у полок с манящими названиями.
Впрочем, ничто общечеловеческое, вернее, дамское, строгой блюстительнице восточных традиций было не чуждо: длинные ухоженные ногти ее светились ярким лаком, на тонких пальцах громоздились перстни, казалось, попавшие к их обладательнице из пещеры Али-Бабы.
И надо такому случиться: в салоне бизнес-класса их с арабкой места оказались рядом!
Усевшись в свое просторное кресло и пристегнув для порядка ремень, Катя вдруг услышала громкий шепот:
– Катюха! Слышишь, Катюха?
Катя нервно глянула по сторонам, уверенная, что ее глючит от уже состоявшегося перелета Москва – Лондон и перед предстоящим трансатлантическим рывком.
– Это я, Ксана! Рядом с тобой!
До Кати дошло наконец, откуда доносится шепот. Из-под чадры! Вот это приехали!
– Ксанка, ты чего такая? – спросила она почему-то тоже шепотом.
– Я так соскучилась! – Из-за чадры донеслось всхлипывание и шмыганье носом.
– Это что, он тебя заставляет так ходить? Мучает тебя, да? – сострадая, зашептала Катя.
Полет предстоял долгий.
Все это время подруги беспрерывно общались. Вернее, детали своего житья-бытья рассказывала Ксанка, Катерине особо экзотического и поведать-то было нечего.
– Перед свадьбой оказалось, что надо принять ислам. Иначе у них нельзя, понимаешь? Это не будет действительный брак без ислама. Но у них, если ты мужу что-то не так сделаешь, он может трижды крикнуть: «Развод! Развод! Развод!»
И все! Катись на все четыре стороны. Детей заберут. Могут в комнату без окон посадить и обращаться как с собакой: раз в день миска еды, и ни с кем общаться не можешь!
– Он тебя так сажал?
– Нет, что ты! Нет, я стараюсь. Я люблю его. И он меня тоже. Просто у них все по-другому. Вот от этого страшно. Боюсь что-то не так сделать. Всего боюсь.
– Кто-то сейчас за тобой следит? – догадалась Катя.
– Он говорит, что нет, что он мне верит, но я точно знаю, что следят. За другими-то обязательно следят, почему за мной не будут?
– А ребенок? У тебя ребенок есть уже?
– Четверо! Все мальчики. Я одна у него такая. Другие, местные, арабки, то девчонок ему приносят, то вообще по-женски болеют, а я – как часы.
Ничего себе: меньше чем за два с половиной года – четверо детей. Катя была поражена. Она еще и на одного-то никак не раскачалась.
– Когда же ты успела?
– А я уже тогда, на Гавайах, помнишь, как он мне предложение сделал? Ну, в тот же самый день и получилось. Это близнецы вышли. Красивые! Он ими гордится! Как только родила, буквально в первый месяц после родов, опять.
– А я слышала, что за два месяца до и два месяца после вообще ничего нельзя.
– У них в любой момент должна. Как муж захочет, так и должна. У тебя не спросят, можешь, не можешь. Он меня требовал до самых родов. Я гордилась, все мне завидовали.
– То есть у него уже были жены до тебя, что ли? И ты это знала? И согласилась? Или он скрыл? – возбужденно зашептала Катя.
– Нет, он ничего не скрывал. Он мне сразу, как у нас началось, рассказал, еще до предложения, что он не женат пока, но жен будет иметь много: так у них положено, иначе его отец не поймет. И когда он сказал отцу, что на мне женится, тот велел еще одну жену взять, свою. Иначе бы не разрешил.
– И ты?
– Я согласилась. Я же любила его без памяти. И люблю. И он меня. Он с теми редко бывает. Не уважает их. Просто долг исполняет – и все.
– И сколько их, кроме тебя?
– Три. Они неплохие. Учат меня своему языку. Советуют, как вести себя надо. Мальчиков моих любят, играют с ними. Ничего. Он, Мохаммед, все равно со мной почти все время. Я на следующий день, как родила, уже с ним была, представляешь! День лишний ждать не мог! Вот как любит. Я стараюсь, конечно. Слежу за собой. Беременею вот только быстро. Чик – и готово. Вот после близнецов еще двое подряд. Один синеглазый. В меня. Миленький такой, глаз не оторвать. Я довольна. Отказу ни в чем не знаю, что хочу, тут же у меня есть. Он мне даже зоопарк устроил.
– Какой зоопарк?
– Нормальный зоопарк, как в Москве.
Лучше, на самом деле. Я беременная все по дому скучала. Он мне говорит, ну, что бы ты хотела? А я ему: северного медведя. Пошутила, конечно. Представь, через две недели уже был зоопарк. Белые медведи, бурые медведи, волки, лисички, другие звери всякие. Особый им климат создал: там жара такая, иначе не выживешь.
Дети Ксанкины остались сейчас с другими женами и с многочисленными слугами. Ксанка не боялась за них: если с мальчиками что-то случится, отвечать жены будут своими головами.
Муж находился в настоящий момент в Америке, потребовал ее к себе. Вот и полетела. Так и встретились они с Катериной.
– Ты везде так одетая ходишь? – выпытывала Катя.
– Нет, в своем доме (у нас у каждой жены – свой дом, потому что Мохаммед очень богатый), у себя я хожу с открытым лицом. И то не всегда. Ты понимаешь: перед его родственниками, братьями, дядьями, отцом я вроде могу открытая ходить. Но знаю случаи, когда жена так вот себя показывает, и в нее влюбляется младший брат мужа. Или старший – неважно. Главное, что-то между ними происходит, а то и просто подозрение возникает. И кто виноват? Брат, думаешь? Жена! У них женщина всегда виновата. Камнями могут забить – это официальное наказание такое. Очень мне надо! Я и дома лучше закроюсь лишний раз.
Пусть муж только смотрит. Мне хватает выше крыши. Он в Европе или в Америке просит меня, как все там, ходить. Там, мол, можно. Пусть, мол, смотрят, какая у него жена, и завидуют. А я отвечаю: «Нет! Больно мне надо! Мне тебя хватает». Он это уважает. Я ему говорю: «Я буду открытая ходить, когда мне шестьдесят лет исполнится. Тогда никто не заволнуется и ты не заревнуешь». Он смеется, нравится ему, что я так. «Всегда заревную, в сто лет заревную», – говорит.
– А что ж ты не позвонишь никогда? – упрекнула Катя.
– Мохаммед после свадьбы запретил. Все, говорит, наши женщины – проститутки. И раз я его жена, то только с приличными могу общаться.
Вот такая встреча! Такой расклад.
Катя не уставала дивиться собственной прозорливости: ведь могла тогда на Майкла позариться! И жила бы сейчас, любящая и довольная, с тремя родными женами под боком.
Собственный ум уберег!