Самолет наверняка будет полупустой. Ожидающих посадки – человек пятнадцать, не более того. Таня принялась незаметно разглядывать попутчиков. Вот интересно, первое впечатление – самое верное или нет? Когда как. Потому что первое впечатление должно быть целостным. Одно дело – видеть картинку, другое дело, когда картинка оживает. Молчащий человек никогда не раскроется во всей своей сущности. Голос, интонации, выговор выдадут все. Тут никакой самоконтроль не поможет.
Все как один пассажиры сидели, глубоко погрузившись в себя. Полуприкрытые глаза, взгляд в пол, каменные лица – все выражало отсутствие интереса к окружающему внешнему миру и отказ от общения. Таня хорошо помнила свои детские впечатления от путешествий. Чувствовалось, что люди предвкушали какие-то радости, заговаривали друг с другом. Они были попутчиками, а это давало повод для начала беседы.
Не так уж много времени прошло. Не целая даже жизнь. Отрезок времени ничтожный, порядка двадцати с небольшим лет. Но разница ощущается глобальная. Что-то произошло с миром. Он словно устал. Пресытился. Даже самые юные лица выражают угасший интерес. Именно так: «неотражение» живой внутренней энергии на даже потенциально красивых лицах придает им что-то безжизненное – то ли зомби, то ли роботы, то ли полуожившие манекены. Холодные и не вызывающие потребности общаться. Мир как будто в переходном возрасте, но без свойственного пубертации напряженного ожидания неведомого обязательного счастья, которое не за горами.
Таня по профессиональной привычке принялась размышлять, как назвать это состояние. Сейчас ей казалось, что самое подходящее – пубертация в смерть. С подзаголовком soliloquy – разговор с самим собой, монолог. Она в последнее время часто прибегает к внутренним монологам. А с кем разговаривать? С непонятно откуда взявшимися давно забытыми знакомыми, возникшими из недр «Одноклассников», для которых ты тоже тень былого, и что-то они хотят воскресить, что-то, как им мнится, важное, существенное? И ты тоже поддаешься и выражаешь восторги внешностью и степенью консервированности объекта, и посылаешь «позитифф» направо и налево, зная, что он к тебе вернется в виде оценки пять с плюсом за фото на сайте.
Ты потребляешь. Тебя потребляют. И русский язык еще так погано и предательски устроен, что «потребление» и «потребность» – одного корня, и поневоле впадаешь в заблуждение, полагая, что (наконец-то) возникла потребность в тебе, нужда в общении с тобой, необходимость твоего лучезарного «я», тогда как это – все то же банальное мимолетное потребление твоих положительных импульсов, скопившихся в одиночестве и выпускаемых в немереных количествах в адрес случайно подвернувшегося объекта.
То ли дело – честный английский! Consumption amp; necessity – потребление и потребность. Категории совсем разноплановые. Consumption из пласта «иметь». Это относится к владению, употреблению, износу, надоеданию, выбрасыванию за ненадобностью из-за старости, немодности, неудобства, бесперспективности обладания.
Когда живешь как потребитель и потребляемый, смирись со страхом собственной неполноценности, непригодности, неуверенности. Будь готов идти на поводу у других. Играть по чужим правилам. Приспосабливаться. Любой ценой сохранять товарный вид. Скалиться в улыбке бодряком. Подтягивать обвислую кожу. Трепаться на темы, о которых говорят все (Ах-ах! Да-да! I saw it in some book! – Я видел это в какой-то книге! – заучи фразочку, не прогадаешь). Старайся читать модное. (Видите ли – some of these books are quite useful! – некоторые из этих книг очень полезны.) Необходимо слушать оцененное. Пускать слезу в нужных местах. Как по команде. Ах! Вот оно! Вот тут! Вот сейчас! У вас получилось? Перехватило дыхание? Вы – наш человек! Внешний вид – годится, суждения – подпадают, эмоции – на высоте!
Главное – не заблуждаться. То, что ты удобоварим в качестве потребляемого, вовсе не сделает тебя нужным. Ибо consumption – это вечная ненасытность, вечный отказ во имя нового. «Иметь» всегда подразумевает «отыметь». А потом пустота и новые поиски. Страх. Тоска. Отчаяние. Потеря ориентиров. Скука. Серость. Утрата воли и интереса.
Necessity – потребность в необходимом, как в воздухе, воде, хлебе насущном. Этим не пресытишься. Без этого попросту кончится существование тебя как живого существа, представителя фауны планеты Земля. Тут речь не идет об обладании и «отымении».
Это восторг без желания обладать. Как чистым воздухом, закатом или восходом, снегопадом. Попробуй – подчини себе воздух, воду и другие стихии. Впрочем, они и так в тебе, а ты – в них.
Когда имеешь дело с людьми, а не с чудесами природы, примешиваются эмоции, мало имеющие общего с восхищением на расстоянии.
Поэтому лучше опустить глаза, чтоб не заметили в тебе человеческого, чтоб не захотели тебя потребить, употребить, использовать и отбросить. Чтобы попросту избежать боли. Отброшенному – больно. Как бы ни казался он безучастным и обездушенным. Как бы ни приучен был претерпевать последствия собственной неуникальности. Как бы ни готов был принимать несправедливые удары судьбы в качестве закономерностей жизни. Все равно – больно. Но надо, чтоб никто этого не заметил. Ибо – растопчут. Тут же. Сейчас время, когда ногами бить лежачего не только не позорно, но принято за правило и похвально.
Таня, подобно другим пассажирам, погрузилась в размышления, не замечая ничего и никого. Слилась с массой в общем неинтересе, так сказать. Но если ты никого не видишь, это еще не значит, что не видят тебя…
– Цюрих! Цюрих! На посадочку!
И тут, отдавая свой посадочный талон перед кишкой, ведущей в салон самолета, Таня почувствовала чей-то взгляд и обернулась.
Этого не могло быть. Но это было. На нее пристально смотрела Дана.
– Данка! Неужели это ты?
– Танька! Я смотрю – глазам своим не верю!
Девушки, собирающие посадочные, смотрели на них, улыбаясь.
Таня и Дана взялись за руки, как на школьной переменке. Так и пошли в самолет.
Места их были не рядом, но им разрешили сесть вместе: мало кто летел в Цюрих именно сегодня. Но они – именно они – летели!
– Главное, я вчера совершенно случайно решила лететь. Виза была, тут еще скидка сезонная на билеты…
– А я давно знала, что полечу. Там открывается конгресс офтальмологов. Я буду доклад делать. Свою методику демонстрировать.
Они не виделись ни разу после выпускного бала. Как странно. Помнили друг о друге, слышали друг о друге от общих друзей, но ни разу не встретились.
– Слушай, какие мы с тобой обе страшные, – со своей знакомой умной улыбкой заметила Дана.
– До неузнаваемости, – засмеялась Таня.
Ей стало отчего-то легко-легко. Она была уверена, что расскажет все Дане. Для этого они и оказались вместе, как бы эгоистично это ни звучало. И еще Таня знала, что Дана ей поможет. Чем и как? Вот об этом она не думала. Просто чувствовала себя защищенной.
У них было почти четыре часа времени.