Теперь у Лаэма была семья. Таковы были его ощущения, когда он заботился о Лили и Роуз. После эпизода в гостинице он чувствовал, что они слишком уязвимы, чтобы возвращаться домой, поэтому он повез их в свой собственный дом на вершине холма. Лили, похоже, успокоилась, словно после долгого забега, во время которого приходилось постоянно принимать решения, почувствовала потребность в отдыхе.
Решительно настроенный обеспечить ей этот отдых, Лаэм миновал каменные столбы на границе своей собственности и поехал в гору по длинной извилистой дорожке. Он жил в еловом лесу, в большом каменном доме, который некогда принадлежал владельцу каменоломни. Из-за того что с дороги дом не был виден, Лаэм знал, что фантазия местных ребятишек обратила его в загадочный, окруженный тайнами особняк, обитель Капитана Крюка. Лаэм взглянул на Роуз в надежде, что ей не будет страшно. Но она почти спала и только слабо улыбалась тому, что наконец-то оказалась дома в Кейп-Хок.
Лаэм взял ее на руки, и все трое направились к парадному входу. Сердце Лаэма билось от возбуждения, волнения и гордости. Привести в свой дом Лили и Роуз означало для него все.
– Как давно я здесь не была! – устало улыбнулась Лили.
– А помнишь, как ты пришла сюда в первый раз? – спросил он.
– Роуз тогда было всего три недели, – ответила она. – У нее была простуда, и как раз в это время была гроза, и все телефоны вырубило, а поперек дороги ветром повалило дуб, и я никак не могла выбраться. И тогда я поймала попутку и доехала до тебя, чтобы попросить помощи.
– И он помог? – спросонья пробормотала Роуз.
Лаэм благодарно улыбнулся. Он включил в доме свет, надеясь, что холостяцкий интерьер не отпугнет милых ему гостей. Повсюду лежали стопки океанографических журналов, здесь же были навалены книги про акул, фотографии нападения акул на морских млекопитающих, видеопленки и записи свидетельских описаний нападения акул на человека. В доме стояла крепкая дубовая мебель с множеством красных подушек, красовался большой тебризский ковер, выданный Лаэму Камиллой из фамильного наследства, книжные шкафы, до отказа забитые книгами, и телевизор, примостившийся в углу, словно попал сюда после долгих раздумий о степени его нужности.
– Как здесь уютно, – заметила Роуз.
– Ты так думаешь? – обрадовался Лаэм, склонившись над ней. – Я рад.
– Только я не понимаю, почему мы приехали сюда, а не к нам домой.
Лаэм взглянул на Лили, желая, чтобы она ответила Роуз сама.
– Из-за того человека в гостинице? – допытывалась девочка.
– Да, милая, – сказала Лили. – Это человек, который знает другого человека, с которым я когда-то была знакома. Но сегодня это не важно. Сейчас важно одно – уложить тебя спать.
Лаэм понес Роуз наверх, в одну из просторных спален. Лили огляделась и увидела по соседству еще одну пустую спальню. Лаэм вынул из бельевого шкафа в холле чистые простыни и застелил широкую кровать. Роуз наблюдала за ним внимательнее, чем обычно. Всякий раз, поднимая глаза, он сталкивался с пристальным взглядом Лили. Она выложила лекарства для Роуз на бюро и пошла налить себе стакан воды.
– Что такое, Роуз? – спросил он.
– Этого-то я и хотела, – сказала она. – Тогда, на дне рождения.
– Хотела побывать здесь?
Но Роуз то ли слишком устала, то ли решила, что и так сказала достаточно. Лили вернулась с водой и приступила к долгому процессу выдачи дочери всех лекарств, которые необходимо было принять. Потом взрослые подоткнули ей одеяльце, и Лили сказала, что будет спать рядом, в соседней комнате.
– Там же, где и доктор Нил? – спросила Роуз.
– Моя комната находится внизу, – вмешался Лаэм. – Но если кому-то из вас что-нибудь понадобится, я услышу.
– Спасибо, – сказала Роуз, обнимая его за шею и поцеловав на ночь. То, что это дитя, пережившее такие трудности, появилось у него в доме, переполняло сердце Лаэма радостью и состраданием.
Когда Роуз угомонилась, они снова спустились вниз. Он поставил чайник на плиту и обернулся к Лили. Она стояла, облокотившись на кухонную тумбочку. Ее черные, как соболий мех, волосы мерцали в свете электрической лампы. Он подошел к ней, приподнял ее лицо за подбородок и поцеловал – так, как хотел поцеловать ее весь день.
Они изголодались друг по другу, Лаэм даже не предполагал, до какой степени. Словно они оказались где-то далеко-далеко от реальной жизни и полностью погрузились в то, что происходило с ними. Но реальность, будучи слишком глубока и значима, подсказала Лаэму, что нужно оторваться.
– Как ты? – спросил он.
– Хорошо. Только я никак не могу осознать, что к чему. Операция Роуз прошла так на удивление хорошо, а потом вдруг меня вернули домой – в прошлое.
– Как же ему удалось тебя разыскать? – спросил Лаэм.
Лили прищурилась и улыбнулась, опустив голову,
Лаэм полагал, что это растревожит ее, разбередит, даже раздосадует, но она никак не проявляла признаков волнения.
– Это все моя бабуля, – сказала она.
– Она все знала?
Лили утвердительно кивнула:
– Она не знала, куда точно я еду, но я не могла сбежать, не предупредив ее. Я никогда бы так не поступила с ней. Ты ее не знаешь, Лаэм, это самая умная, самая необыкновенная женщина в мире. Она воспитала меня сильной. Мне казалось, что я могу вынести все.
Лаэм слушал и смотрел, как горят столь любимые им глаза.
– Но оказалось, что не все. Эдварда я не вынесла. И поняла это накануне рождения ребенка. Я понимала, что он никогда не отпустит меня по доброй воле, но подвергать испытаниям Роуз я тоже не могла.
– Ты знала, что будет девочка, – сказал Лаэм. – Я помню, как в ночь, когда она родилась, ты протянула руки и сказала: «Дай мне ее» – еще до того, как я сказал тебе, что это девочка.
– Да, я это знала. Мне неоднократно делали ультразвук. Муж не раз сбивал меня с ног, я уже говорила. И валил вину на меня, старался убедить, что я нескладеха, каких поискать. Форменная корова.
– Я убью его, – прорычал Лаэм, и точно, сделал бы это. В нем все кипело от ярости и ненависти – подобного чувства он никогда в жизни не испытывал. Даже в отношении акул, еще в юности, до того как изучил их повадки и поведение хищников, он не чувствовал такого холодного огня ненависти.
– Я не могла допустить, чтобы он стал частью жизни Роуз, – объяснила Лили. – Если бы я дождалась ее рождения и решила бы уйти после, уже действовал бы другой закон и санкции. Вовсе не потому, что она была ему нужна. Напротив, он не хотел ребенка. И ясно давал это понять. Но я знаю и другое: он использовал бы ее, чтобы держать на крючке меня. Это стало бы пыткой для нас обеих, я сознательно употребляю это слово. Эдвард существует, чтобы причинять боль другим.
– Да что же это за человек такой?