Гюнтера Шмидта нашли убитым в Харлеме. Очевидно, этот придурок привлек к себе ненужное внимание, и на него напали, из-за его убеждений, конечно. Всю Европу заполонили паразиты и предатели расы, а настоящему немцу уже было не поднять голову в знак гордости за свое Отечество. Власти мирились с бесполезным цветным сбродом, наводнившим континент, а в отношении арийских группировок закручивали гайки. Слишком рискованно было бы отправлять кого-либо в Харлем сразу же, поэтому Манфред решил сам поехать туда, якобы, чтобы уладить дела его матери, которой совсем недолго осталось.
Как он и ожидал, Эрхард Бадер, лидер «Арийского Братства» находил неприемлемым решение оставить мать, жену героя третьего рейха, одну без присмотра. Впрочем, у Бадера были и более прагматические основания для того, чтобы влезть в это дело. Ведь ему должна была достаться львиная доля наживы. У Бадера уже даже был на примете потенциальный покупатель бриллианта, человек из «своих». Немец, эмигрировавший в Аргентину, богатый коллекционер и его преклонных лет отец, бывший полковник СС, помогали соратникам, покупая предметы искусства и ювелирные украшения, которые были спрятаны во время войны. По прошествии долгого времени нацисты и их последователи предпочитали продавать эти ценности, не уточняя их происхождения, истории и личности настоящею владельца, в конце концов, последние, скорее всего, давно уже умерли, да, и их родственники, наверное, тоже. Кто мог претендовать на имущество, потерянное в хаосе войны? Кроме того, немецкое правительство выплачивало «жертвам» изрядные компенсации.
Конечно, таким семьям, как Вульф, никто не компенсировал их огромных потерь. Никто не платил за дома, сравненные с землей в результате бомбежек Берлина. Никто не отвечал за преступления, совершенные на германской земле солдатами Красной Армии.
Военные командиры, предполагая такой исход, пытались защитить немецкое население, сдаваться старались только западным союзникам, но разница в том, как с пленными обращались они и Красная Армия, была невелика. Манфред никогда не спрашивал мать, как она пережила оккупацию Берлина. Зачем спрашивать? Друзья и родственники в один голос говорили, что с тех пор несчастная женщина уже никогда не была прежней.
Когда Эрхард Бадер предложил кандидатуру еще одного верного арийца, который смог бы закончить то, с чем не справился Шмидт, Манфред не возражал. Бадер сказал, что это был еще совсем молодой парень, но неплохо обученный, и стремящийся доказать свою верность. Тем утром его проинструктировали, велели держаться незаметно среди голландцев. Больше всего Манфреду хотелось самому быть там, чтобы увидеть выражение лица этой графини, когда та узнает, с кем имеет дело. А больше всего ему хотелось посмотреть, как ее растерзают.
Неподалеку от Амстердама
Институт Св. Франциска занимал двухэтажное здание из красного кирпича, в стиле модерн, с балконами, украшенными изысканными коваными решетками. Такие же решетки были и на всех окнах, что на первый взгляд казалось не более чем дизайнерским решением. На огражденной территории тут и там виднелись кованые скамейки, некоторые в этот солнечный день даже были заняты — пациенты гуляли под наблюдением пары жуткого вида охранников.
Аллегро свернула в один из переулков напротив Института, оттуда открывался прекрасный обзор парковки. Она настроила бинокль и направила его на «Клио». Крис припарковалась и вышла. Афганец на своем «Пежо» тоже въехал на стоянку, но держался осторожно и поставил машину в противоположном углу. Он подождал, когда Крис зайдет в здание, потом перепарковался на соседнее место с «Клио». Спустя минут десять он вышел и встал между двумя машинами. Теперь Аллегро удалось как следует его разглядеть.
Он был высокий, среднего телосложения, с вытянутым лицом, большая часть которого была покрыта густой бородой. У него был длинный нос и крупные губы, а глаза маленькие, близко посаженные и с характерным узким разрезом, из-за чего его лицо, в целом, казалось непропорционально широким. Под длинным темным плащом у Азизи была вполне обычная европейская одежда. Прическа «бобриком», а вместо тюрбана на нем был традиционный афганский каракулевый головной убор с заостренным верхом.
Он по очереди подергал двери «Клио», потом попробовал открыть багажник. Достанет ли ему безрассудства попытаться сделать нечто ужасное среди бела дня прямо под окнами Института? Если он попытается похитить Крис или выстрелить в нее еще раз, будет слишком много свидетелей.
Аллегро стало невыносимо тревожно, когда он вдруг исчез из вида. Азизи крался, пригнувшись, между двумя машинами. Прошло несколько минут. Этого хватило бы на то, чтобы установить взрывчатку, следящее устройство, или, может быть, вывести из строя тормоза.
Аллегро завела «Ауди» и въехала на парковку. Приказ «любой ценой, любыми средствами» значил, что она может и должна применить силу или угрозы, чтобы получить бриллиант. Сейчас с вариантами действий было все просто. Она должна была убить афганца, пока он не успел завладеть бриллиантом или причинить вред Крис. А потом, что бы ни случилось, нужно добыть «Голубую Звезду». И, если Крис не отдаст камень по-хорошему, вероятно, пришлось бы… причинить ей боль. Утешало Аллегро только то, что, получив камень, она смогла бы гарантировать безопасность Крис. Но сам процесс… Добыть бриллиант значило для Аллегро навсегда потерять доверие Крис.
Даже, если бы потом когда-нибудь Крис и была бы готова выслушать разъяснения, всей правды Аллегро сказать не смогла бы. Не имело значения, как именно приказ был исполнен, уважение Крис, в любом случае, было бы навеки утрачено. А стоило Аллегро хотя бы вообразить какой-либо другой поворот событий, всему конец. Стремительный и безнадежный прямой путь под откос. Вот такой финиш.
Аллегро проверила свой Вальтер, прицелилась афганца, прикидывая, как именно стрелять. Права на ошибку у нее не было. Она предпочла бы разобраться с противником более незаметно, но ей доводилось быстро и чисто устранять ненужные фигуры и в худших условиях. Азизи достал сигареты и закурил, опершись на дверь «Пежо» и глядя на здание. Когда он вдруг замер, Аллегро проследила за его взглядом, направленным на крыльцо Института. Крис с матерью вышли из дверей и начали медленно спускаться по ступенькам. Они прошли по бетонированной дорожке, мимо стоянки, в паре метров от припаркованных машин, и сели на ближайшую скамейку.
Вильгельмина ван дер Ягт, похоже, не обращала на Крис особенного внимания, взгляд ее блуждал где-то, на лице застыло безразличное выражение. Крис достала шарф и вложила в руку матери. Аллегро видела этот шарф утром, когда обыскивала карманы плаща Крис. Вильгельмина, кажется, узнала памятный аксессуар и попыталась вернуть Крис, но та сунула его в карман пальто матери. Когда они встали, Азизи не пошевелился.
Аллегро никоим образом не могла позволить Крис сесть в свой «Клио», пока было неизвестно, что сделал с машиной этот афганец. Поэтому Аллегро достала мобильный и набрала Крис.
Кабул, Афганистан
Дверь в кабинет была заперта, а рольставни опущены, министр культуры Кадир изучал планы самой масштабной акции Аль-Кайды против неверных за все времена. Тайный патронаж группировки снискал ему славу терпеливого знатока, который был счастлив проводить акции во имя Аллаха, а его позиция в глазах исламского братства значительно упрочилась бы, достань он Setarehe Abi Rang. С помощью бриллианта можно было обеспечить множество акций против США и их союзников. Кадир погладил бороду и вообразил, что начнется в мире, если будут приведены в исполнение гениальные планы, что лежали перед ним. Их время приближалось.