В полусонном состоянии она всунула в рот термометр. Гейб отправился в ванную бриться. Потом он вернулся, быстро посмотрел на температуру и проскользнул под простыни. С растущей настойчивостью, словно играя прелюдию к любви, он начал ласкать ей руки, плечи, шею.
Андреа завладела его ртом с жадностью, которую и не пыталась скрывать. Теперь она хотела довести его до такого же наслаждения, до какого он доводил ее. Они оба взлетели к небесам, испытав неземное удовлетворение, и вновь заснули.
В следующий раз Андреа проснулась и ощутила руку Гейба. Как собственник, он обхватил ее бедро. Раздался звук подъезжающей машины. Это родители! И она окончательно проснулась.
На часах — пять минут второго.
Жар бросился ей в лицо. Она и Гейб провели в постели почти шестнадцать часов!
— Гейб... пора вставать. Мама и папа уже дома.
Он положил ее на себя и обхватил ее пылавшие щеки.
— Успокойся. Они знают, что мы пытаемся сделать ребенка.
А она так надеялась, что в их любовных утехах участвуют и чувства Гейба! Надежда сверкнула и угасла...
— Куда ты? — услышала она, когда высвобождалась из его объятий, чтобы найти халат. Он оказался на полу. Наверное, ночью соскользнул с кровати. И она понятия не имела, где спрятала ночную сорочку...
- Даже мужчина, вынужденный выполнять свой долг, должен сделать остановку, чтобы поесть. Пойду приготовлю тебе ленч, — пробормотала она.
Он лежал на кровати, словно темноволосый бог, поддразнивая ее соблазняющей полуулыбкой.
- Приготовь для меня побольше. Ты вызываешь у меня зверский аппетит.
Она вошла в ванную и увидела два пакетика с таблетками, стимулирующими зачатие. Еще одно доказательство отчаянного желания Гейба стать отцом.
Слезы жгли глаза.
Несомненно, ребенок заполнит пустоту в его сердце. Но ведь он не сможет исправить вину Гейба.
Все эти годы Гейб винил Жанну-Мари в том, что она потеряла их ребенка. К тому же он надеялся вернуть себе хоть малую толику расположения отца. И для этого решил поселиться на острове с женой и, в перспективе, с ребенком? Не для этого ли Гейб отказался от своего состояния? Чтобы заработать уважение отца?
А его мать? Знает ли она его секрет? Понимает ли, как сильно страдал Гейб?
Гейб предупредил Андреа, что его семья может никогда не признать ее. Он сказал, что она единственный член его семьи, который ему нужен. Но это неправда. Иначе он бы не бросил империю, какую построил, и не вернулся бы к своим корням. Точно блудный сын, которому нужно отцовское прощение и любовь.
Десять дней спустя Андреа снова смотрела на землю с огромной высоты. Сердце у нее тревожно бухало. Теперь она летела не в деловую командировку с боссом в его частном самолете. Она летела с мужем в пассажирском лайнере из Галифакса.
Дом ее родителей все прошедшие дни служил им своеобразной базой. Отсюда Гейб совершал частые поездки в Манхэттен, где избавлялся от своих активов и договаривался с риелтором о продаже их квартир. Те вещи, которые они хотели бы сохранить, будут позже отправлены на остров по морю.
Родители Андреа не знали подробности его драматического прошлого. Она вкратце рассказала им о его семье. Проведя эти десять дней с Гейбом, они теперь были готовы ради него на все.
Сама она не могла представить, что бывают более внимательные любовники. Но где-то на задворках разума существовало убеждение — все эти упражнения в страсти демонстрируются лишь для того, чтобы убедить ее — она любима. Ведь в таком состоянии зачатие произойдет более успешно.
Ночами Андреа парила в облаках восторга, в который приводил ее Гейб. Но по утрам он не забывал протянуть ей термометр и напомнить, что их благословенные супружеские ночи служат одной-единственной цели...
- Андреа, мы приближаемся к островам, — пробормотал где-то возле ее уха Гейб.
Она почувствовала, как окаменело тело мужа. Андреа смотрела в иллюминатор и думала о жестокости, с какой отец отнесся к сыну. Чем больше она думала об этом, тем сильнее у нее болело сердце. Закусив губу, она пыталась, сосредоточиться на открывавшемся виде.
На голубом летнем небе были раскиданы маленькие облачка, точно пушистые комочки хлопка. Гейб говорил, что здесь семь островов. Со своего места она сумела насчитать только три земляных бугра, окруженных кобальтовыми водами Северной Атлантики. Тысячи миль на восток до побережья Франции, откуда пришли их предки.
Гейб — сын моря. Он и вырос на море. Как и Одиссей, он слышал песни сирен, грезил далекими берегами, полными сокровищ.
- Ты пленишь дедушку, Андреа. — Сильная, теплая мужская рука сжала ее пальцы.
Попытка Гейба успокоить ее вызвала у Андреа только иронию. Это следовало бы сделать совсем по-другому,
— Надеюсь.
— Когда приземлимся, возьмем такси и поедем к его дому. В такой чудесный июньский полдень он, наверное, вышел в море порыбачить. Это позволит нам устроиться до его возвращения.
— Гейб... Ты не думаешь...
— Не беспокойся, — перебил он ее. — Дедушка долго ждал этого дня. Он знал, что этот день наступит. Как знал и я, — добавил он мрачно.
Самолет начал снижаться. Цвет домов и больших зданий менялся от золотистого до голубого и зеленого. А она-то представляла, что хуже места не бывает. Правда, она еще не знает, какая здесь зима...
Большинство пассажиров, выходивших из самолета вместе с ними, были учителями французского языка, возвращавшимися с лингвистической конференции. Еще в Галифаксе, в котором они делали пересадку на самолет местной авиалинии, в комнате отдыха аэропорта Андреа познакомилась с учительницей из Мэдисона Маршей Иване. Она и рассказала Андреа о попутчиках.
Как и Андреа, никто из учительниц не бывал раньше на французских островах Сен-Пьер и Микелон. Пока Андреа и Гейб ждали багаж, она слышала восторженные возгласы учительниц. Все говорили по-французски — не так хорошо, как ее муж, конечно. Андреа лишь предстояло поработать в этой области. Она хорошо знала лишь немецкий.
Если бы она надеялась прийтись ко двору семье Гейба, то непременно выучила бы их родной язык.
— Можем идти? — предложил Гейб, когда они нашли свой багаж. Он нес тяжеленные чемоданы, а она — сумку на плече. Они вместе вышли из терминала и направились к площади, где стояло несколько такси и автобус.
Один шофер с темными волосами стоял у открытой дверцы машины и курил. Когда он увидел Гейба, сигарета выпала из его рта.
— Габриэл Корбин? — воскликнул он. — C'est vraiment toi?
— Oui, Fabrice. C'est moi.
— Incroyablc! [4]