Столь быстрое окончание разговора застало ее врасплох, как и пафос его последнего замечания.
«О большем я не имею права и просить». Эти слова непрерывно вертелись в голове, пока они шли через парк.
На полпути к стоянке машин они проходили мимо очереди к аттракционам, в которой стояли одни подростки. Кэл заметил ее взгляд.
— Хочешь прокатимся на карусели?
— Да, пожалуй.
Они поставили к ограде коляску, Кэл купил билеты.
— Какую выбираешь лошадку?
Других желающих прокатиться на карусели не нашлось, и можно было выбирать.
— Я беру белую.
— А мы с Тайлером по соседству черную.
Карусель завертелась. Ее лошадка, качаясь взад и вперед, двинулась по кругу. Сделав один оборот, Диана почувствовала головокружение и дурноту. Руки мертвой хваткой вцепились в игрушечное дышло. Какая беспечность! Зачем она согласилась прокатиться на карусели?
Видимо, Кэл увидел ужас на ее лице. Он метнулся к ней, сгреб ее в охапку и спрыгнул вместе с ней на землю. Только ее муж мог сделать так, что все они благополучно выбрались с вращающейся карусели.
Он нашел скамейку, усадил себе на колени и ее и ребенка.
— Извини, милая, — шептал он под какофонию оглушительной музыки из репродукторов. — Я так увлекся, что забыл о твоем положении. Прости меня.
Кэл баюкал их, и Диана чувствовала, что его тело дрожит. Такая сердечная, искренняя тревога за нее снова наполнила ее изумлением — как же ей повезло быть женой такого чудесного человека!
— Уже прошло. Правда. Мне лучше, чем было днем. Давай пойдем.
— Обопрись на меня. — Властным жестом он привлек жену к себе. Да ей и самой не хотелось отпускать его.
Мне не придется об этом беспокоиться, с замиранием сердца думала Диана, пока они шли к своей машине.
К тому времени, когда они подъехали к дому, головокружение прошло, и она сама вошла в дом. Сзади Кэл нес спящего Тайлера.
Она поцеловала ребенка в пухлую щечку.
— Его еще нужно помыть перед сном.
— Давай вместе?
Пошел обратный отсчет времени. Диана это почувствовала. Кэл тоже. Сегодня их последняя ночь. Он хотел растянуть ее как можно дольше. Она тоже.
Малыш, видимо, тоже что—то почувствовал, раз родители вместе купают его. Как только крохотное тельце погрузилось в теплую воду, он возбужденно замолотил ручками и ножками, расплескивая воду. Кэл засмеялся, и у Дианы потеплело на душе.
Малыш оказал ей великую услугу: муж не сможет разобрать, плачет она или это просто брызги. Она весь вечер боролась со слезами, не желая показывать свою слабость.
Оба вымокли насквозь, но ухаживать за Тайлером было несказанной радостью.
Любовь светилась в глазах Кэла, когда он целовал ребенка, разговаривал с ним, пока они надевали на него рубашечку и подгузник, укладывали в кровать, накрывали одеялом.
«Завтра не вы, а другие родители будут укладывать его спать».
Диана давилась слезами, изо всех сил стараясь, чтобы муж не увидел.
Заметит ли Тайлер разницу? Будет ли он скучать по ее колыбельным? Будет ли ему не хватать глупых песенок, которые сочинял Кэл, заставляя ее хохотать?
— Выпьем чего-нибудь на ночь? — прошептал он, когда, выключив свет, они на цыпочках вышли из детской.
«Пожалуйста, прошу тебя».
— Хочется пить. С удовольствием. — Она пошла за ним на кухню.
— Тебе колу или что покрепче?
Поколебавшись, Диана спросила:
— А что ты будешь?
— Пиво.
— Тогда мне тоже пиво. — Было видно, что Кэл удивлен. — Хочешь сказать, я его терпеть не могла? — поддела она.
Эта его полуулыбка кого угодно сведет с ума!
— Пожалуй, что так.
— А что я любила? — Ей почему—то не было страшно говорить о своем прошлом.
— Белое вино.
— Кажется, я видела в кладовке. — Прежде чем муж успел подняться, Диана принесла вино и налила немного в стакан. Он смотрел, как она пьет.
— Прежняя Диана имела хороший вкус, — сострила она и допила вино.
Кэл приподнял бровь.
— А новая Диана пьет слишком быстро.
Оба засмеялись. У нее опять появилось чувство, что раньше они часто вот так дурачились.
— Жаль, доктор Браун не позволит завести такую привычку.
— Ну конечно! — вскрикнула она. — Я же беременна! Может, оттого, что не пом...
— Не беда, — мягко прервал он. — Зато я помню то утро, когда мы зачали нашего ребенка. Было чудесное июньское утро. — Он сделал большой глоток из банки. — На рассвете перед окном нашей спальни пела какая—то птичка. Было слышно, как во дворе брызжет поливальная установка. На западе лавандовый цвет неба менялся на голубой. Мне приснилось, что ты меня целуешь. Когда я открыл глаза, то понял, что это не сон. Ты умопомрачительно целовала меня.
Диана почувствовала, что ее с головы до ног захлестнул прилив жара.
— Мы оба хотели, чтобы ты забеременела, но врач велел подождать, пока твой организм не восстановит силы после выкидыша. В то утро ты больше не захотела ждать и уговорила меня не предохраняться. — Кэл немного помолчал. — Я знал, что нужно проявлять благоразумие, но при виде тебя не мог удержаться. Это было настоящее упоение страстью, и нам не хотелось идти на работу. Но ты договорилась с Романом, что придешь пораньше, чтобы сделать какое-то важное дело, так что я с большой неохотой вынужден был тебя отпустить. Через час, когда я брился, мне позвонили из больницы. Сказали, что с ребенком все в порядке, но жену придется лечить, потому что у нее тяжелая травма головы. И попросили меня приехать.
Он допил пиво и выбросил банку в ведро.
Диана приложила пальцы к губам, вспомнив тот неистовый поцелуй в больнице.
— Теперь я понимаю. После такого утра ты, конечно, был ужасно обижен, что я тебя оттолкнула.
В глазах Кэла возникло страдание.
— Обида — не то слово, Диана. Этот несчастный случай с тобой поверг меня в шок. Я был так эгоистичен, так занят своими переживаниями, что даже не сочувствовал тому, что ты потеряла память. Врач предупредил меня, что ты дезориентирована, но я был не в состоянии это понять. Прости меня... Я уже говорил тебе и не боюсь повториться, — его голос дрогнул, — ты самый храбрый человек из всех, кого мне приходилось знать. Мне стыдно за свое поведение в больнице.
— Нет, Кэл! Никогда так не говори. Даже не думай. Если кто и должен извиняться, то это я. Ты мой муж. Никто бы не мог обращаться со мной с такой добротой и любовью.
— Я был для тебя незнакомец. Я таким и остаюсь.