Нарушитель придвинулся, чтобы тоже посмотреть на экран.
— Простите меня, офицер, — попросил он.
— А вы подумали о своих согражданах? Что, если кто-нибудь из них поскользнулся бы на брошенной вами кожуре?
— Да, да, я виноват. Не подумал. Понимаете, офицер, у меня так много забот. У меня больной ребенок и жена пьет. Два раза я опоздал без уважительной причины — так посчитало начальство. Что они могут знать? Я только и думаю, что о своих неприятностях. У вас ведь тоже свои проблемы. Или, раз вы органик, у вас и забот никаких нет. Но поверьте, у меня их хватает. Да и у всех достаточно. Простите меня. Это не повторится.
Кэрд, почти приложив губы к передней стенке коммуникационного блока, вызвал архивную службу. На экране появилась полная информация из личного дела Рутенбика, из которой следовало, что тот уже не раз представал перед органиками с теми же оправданиями. Кроме того, оказалось, что детей у Рутенбика нет, а жена оставила его три недели назад.
— Если вы не разрешите мне сейчас уйти, я опять опоздаю, и мне опять срежут кредит. Я этого не вынесу, у меня сейчас очень маленький заработок. Семья едва перебивается.
Государство гарантирует всем гражданам минимальный прожиточный минимум. Рутенбик знал, что Кэрд проверил его рассказ и все-таки продолжал врать. А ведь для него не было секретом, что будучи пойманным на лжи, он лишится по крайней мере еще одного кредита.
Кэрд вздохнул. Ну что заставляет людей так себя вести?
Праздный вопрос. Уж об этом Кэрду следовало бы знать. Сам-то он ведь преступник куда белее серьезный, чем Рутенбик, который на самом деле совершил лишь небольшие правонарушения. Но Кэрд все же верил — по крайней мере он всегда убеждал себя в этом, — что между ним и другими преступниками существует большая разница. По его убеждению, от обычных правонарушителей он принципиально отличался. К тому же, если из-за неуместного сочувствия он отпустит Рутенбика, то сам подвергнется опасности. Несомненно, его нарушение было не только оскорбительным, но и опасным.
А я никому не причиняю вреда.
По крайней мере — сейчас. Но если поймают меня, многим не поздоровится. Джеф достал из сумки фотоаппарат и, удерживая его двумя пальцами и прицелившись сквозь крошечное увеличительное стекло, нажал на спуск. Через секунду появилась фотография, которую он вставил в другую щель коммуникационного блока. На дисплее появилось сообщение о том, что фотография передана и внесена в соответствующий файл и что виновный действительно Рутенбик. Кэрд зачитал информацию об обвинении, назначенном им Рутенбику, в коммуникатор. Спустя несколько секунд экран вновь ожил, и на нем возникло сообщение о фиксации обвинения в архиве и на личном идентификационном диске нарушителя.
Кэрд протянул диск Рутенбику.
— Сейчас я вас отпускаю, — сказал он. — Вам не обязательно представать перед судом немедленно. Можете явиться после работы. Бросьте кожуру куда положено и можете идти.
Лицо Рутенбика вполне соответствовало его жалобному хныканью. Оно было вытянутым и узким. Тонкий нос, свисающий вниз, тесно посаженные маленькие водянистые голубоватые глаза, короткая челюсть и подбородок, которому не удалось оформиться в материнском чреве. Сутулые плечи, непричесанные волосы и изношенная рубаха дополняли его портрет. От подобного неряхи Кэрд вряд ли мог ожидать чего-нибудь, кроме подобострастия. Действительно, о том, что произошло дальше, он не мог и подумать.
Рутенбик расправил цепочку с идентификационной табличкой на шее и, опустив глаза, зашагал прочь. Внезапно он резко повернулся и издал жуткий вопль. Его лицо хорька превратилось вдруг в нечто, напоминающее морду разозленной дикой кошки. Он сильно толкнул пожилую женщину, которая как раз в это время оказалась между ним и Кэрдом. Та рухнула на Джефа, повалив его на велосипед, при падении он позвоночником проехал по его педали. Джеф взвыл от боли, не успев даже подняться, как Рутенбик, высоко подпрыгнув, обеими обутыми в тяжелые сандалии ногами опустился на его грудь. Воздух словно из надутого шарика вышел из легких, не позволив даже вскричать от боли, — педаль еще раз впилась в спину.
Рутенбик ухватился за раму; поднял велосипед и побежал с ним к каналу, куда с размаху и зашвырнул машину. Сумка Кэрда вместе с коммуникационным устройством полетела в воду.
Собравшись с силами и восстановив дыхание, рыча от гнева, Джеф поднялся на ноги и бросился вперед. Рутенбик повернулся, будто собираясь убежать, но затем вдруг припал на одно колено, резко крутанулся обратно и ухватил протянутую руку Кэрда. Уцепившись за нее, он повалился на спину, и, быстро подняв одну ногу вверх, уперся ею в живот Джефа, который под силой последовавшего затем толчка перевернулся через вероломного нарушителя и полетел в воду, едва не рухнув при этом на проплывавшую мимо лодку.
Вынырнув на поверхность и захлебываясь более от гнева, чем от набравшейся в рот воды, Джеф увидел над собой ехидно усмехающееся лицо Рутенбика.
— Ну, свинья, как тебе это нравится?
Вдоль кромки велосипедной дорожки, у воды, выстроилось еще несколько человек.
— Задержите его, — закричал Кэрд, однако люди внезапно исчезли. — Вы отказываетесь выполнять долг органика! — но, кроме двух ухмылявшихся мужчин в лодке, слушать его было уже некому. Они помогли Джефу забраться в лодку и подвезли к лестнице чуть ниже моста на Двадцать третьей Западной улице. Когда он, наконец, выбрался на дорожку, Рутенбика уже и след простыл. Воспользовавшись портативным телефоном, вмонтированным в наручные часы, Джеф позвонил в участок и попросил прислать водолазов, чтобы достать из воды его велосипед, сумку и коммуникатор. Оставшуюся часть пути на работу он прошел пешком.
Полицейский участок на пересечении Двадцать третьей Восточной улицы и Вуменвэй авеню занимал четверть большого шестиэтажного здания, оно тянулось на целый квартал. Оставляя за собой мокрый след, угрюмый Кэрд проковылял по дорожке к зданию; по обеим ее сторонам стояли облаченные в униформу, окаменевшие фигуры полицейских, погибших при выполнении служебных обязанностей. Они застыли в непринужденных, естественных позах, хотя при жизни далеко не все были столь же подтянуты и энергичны. У самого входа на высоком шестифутовом гранитном пьедестале возвышалась фигура Абеля Ортега по прозвищу «ищейка», который когда-то был руководителем, а затем и партнером Кэрда. Приходя сюда, Джеф неизменно здоровался с ним, несмотря на то, что некоторые из его коллег находили в этом что-то нездоровое. На этот раз он молча миновал статую Ортеги, не посмотрев в его сторону.
Мимо дежурного сержанта Кэрд прошел, не удосужившись даже ответить на его приветствие. Заинтригованный сержант прокричал ему вслед:
— Эй, инспектор, а я не знал, что идет дождь! Ха-ха!
Не отвечая на удивленные взгляды, Кэрд покинул просторное приемное отделение и прошел через холл, затем свернул в раздевалку. В одном из шкафчиков он выбрал для себя сухую рубаху и переоделся, повесив мокрую на вешалку.