— Значит, есть вероятность выбраться отсюда?
— Шансы есть. Вы чувствуете какое-либо возбуждение при мысли об освобождении?
— Немного, как вам известно. Зачем вы спрашиваете? Вы же можете наблюдать мою реакцию на экране.
Она рассмеялась.
— Здесь одна из проблем, связанных с вами. Никто не виноват, и менее всего я, в том, что машина не способна выявлять ваши истинные реакции. Это обстоятельство заставляет Мировой Совет сильно нервничать от мысли, что на Земле есть один «не читаемый машиной» человек.
— Всего лишь один человек?
— Один. Хотя Советники удивляются — неужели нет никого похожего в этом на вас! Им это не нравится. А еще Советники интересуются, не сподобитесь ли вы передать кому-то вашу уникальную способность, если она действительно уникальная?
— Возможно, когда-нибудь, — сказал он. — Не теперь. Не знаю, как это произошло, но сегодня я не обладаю сим талантом. Похоже, случилось такое потому, что часть меня устала быть психическим хамелеоном. Она желает, чтобы это было последнее превращение — навсегда. Я думаю так.
— Не сомневаюсь, что вы верите этому. Но вы ловкая бестия. Или были. Как мне знать, что вы что-то не воздвигли в своей психике — о чем вы и сами не ведаете, — но что способно однажды включиться?
— Включиться?
— Под определенным воздействием, не имею представления — каким. Но, должно быть, в вас что-то запрятано, только и ждет верный пароль, нужный момент. Когда все сойдется, выскочит фигурка — другой «Джек в коробочке».
— Клянусь, что…
Он остановился.
— Не надо клятв. Вы можете ничего не знать.
Он встал.
— Послушайте. Время сеанса не вышло. Но у меня много дел. Что касается меня — я не нуждаюсь больше в лечении. Благодарю вас за помощь. Она была блестящей. Я хотел бы встречаться с вами как можно чаще. Мне нравятся наши беседы. Но исследование и лечение закончены.
Глаза Брашино расширились, рот приоткрылся. Секунд двадцать, как показал настенный дисплей, она не могла вымолвить ни слова.
— Вот те раз! Вы… вы ведете себя будто вы доктор, а я пациент! Вы не можете бросить дело!
— Я устал от пустой траты времени и от политики, которая-то и держит меня здесь. Я не в состоянии убраться отсюда, зато могу не сотрудничать.
— Вас объявят неизлечимым и стоунируют.
— Я сохраняю право апелляции — если они нарушают законы. У меня будет хороший адвокат. Кредитов у меня нет, но заплатит государство. Любой адвокат, до смерти не напуганный, подпрыгнет от удачи — использовать возможность приобрести известность.
— Вы в самом деде намереваетесь все это проделать?
— Да.
Она поднялась. Казалось, и удивление и смятение скатились с нее при этом, словно бросая вызов физическому тяготению. Брашино улыбалась.
— Очень хорошо. Я немедленно обращусь с просьбой о вашем освобождении и сделаю все что в моих силах, чтобы убедительным образом изложить доводы. Подобное в моей практике впервые. Я даже не знаю, как реагировать. Но думаю, вы и в самом деле здоровы. Несомненно — вы уникальный случай…
— Все это ерунда, — сказал он. — Я не нуждался в лечении. Просто требовалось признать, что Я НЕ БЫЛ ВСЕМИ ЭТИМИ ДРУГИМИ ЛЮДЬМИ — никем из них. Я Бейкер Но Вили и никто другой, хотя власти настаивают на идентификации меня как Джефферсона Кэрда.
— Мне первой следовало убедиться в этом, — сказала Брашино.
— Надеюсь, Советники согласятся с вашим выводом.
— Если они нарушают права, им известно, как исправляются ошибки.
Через три дня Кэрд получил по телевидению и в форме официальной распечатки сообщение, что он будет вскоре освобожден. Объяснялся ли его легкий озноб при этом известии радостью или страхом, он не знал. Он сказал себе: Я буду счастлив выбраться из этого цыплячьего места. Однако и долгожданной радости не было. Наверно, так чувствует себя сирота, когда ему неожиданно говорят, что он может отправляться на все четыре стороны и как-то выживать в неведомом взрослом мире.
Он спросил доктора, не является ли главной причиной его освобождения использование ею влияния бабушки — Мирового Советника.
— Никакого влияния на свете не хватило бы, если бы все психиатры, привлеченные к вашему лечению, не рекомендовали освободить вас, — ответила Брашино. — Конечно, моя рекомендация была наиболее весомой.
— Но вы просили вашу бабушку о помощи?
— Полагаю, со времен каменного века люди используют имеющиеся связи для пользы своей и своих друзей.
— И вы использовали ваши?
Она улыбнулась, но не ответила.
Ночью Вторника — последней перед расставанием — он был почетным гостем на большом вечере, устроенном пациентами, персоналом и некоторыми гэнками. Он прилично выпил, выслушал признания в любви трех женщин, включая Бриони, и утешил Донну Клойд. Сжимая его в объятиях и целуя, она шептала: «Не знаю, что будет со мною. Но я в самом деле не чувствую себя преступницей. Но поскольку я не ощущаю истинного раскаяния и сожаления и уверяю всех в этом, мне крышка».
— Твой анти-ТИ поможет лгать. Так лги.
— Ты лгал, чтобы освободиться?
— Нет. Но мне это было ни к чему.
Он не знал, воспользуется ли она его советом, но это было лучшее, что он мог предложить.
Подкралась полночь. Он попрощался со всеми — с каждым в отдельности. Брашино поцеловала его.
— Желаю счастья, Сен-Джеф.
— Спасибо за все, — сказал он и вошел в цилиндр. — Возможно, когда-то я встречу кого-то из вас.
Он сомневался в этом и чувствовал печаль от того, что это не произойдет. Но что остается ему, кроме грусти? Может, я кому-то сделал здесь добро, утешался он.
Дверь закрылась. Последний взгляд лег на доктора Брашино, Донну Клойд и Бриони Лодж. Все плакали. Какой бы ни была причина — слезы облегчают душу. Помогают исцелить боль.
В следующий Вторник он очнулся на станции приема иммигрантов в Манхэттене — огромном здании в три блока на углу 12-й Авеню и Западной 34-й улицы. Рядом с западной стороны — Вествэй Парквэй и Иммиграционная пристань реки Гудзон. Через несколько блоков к северу — новый мост Линкольна.
Он вышел из цилиндра в столпотворение, в то, что приводило в замешательство, но оказывалось на поверку выверенным порядком. Его тотчас подхватили двое служащих. Гэнк сдерживал за веревочным барьером бригаду теленовостей, пока Кэрд проходил процедуру идентификации. Его голограммировали, сделали сравнительные записи голоса, провели анализ ДНК (по пряди отрезанных волос), взяли отпечаток большого пальца. Все результаты заложили в компьютер, который подтвердил, что иммигрант в действительности Джефферсон Сервантес Кэрд, чей новый идентификационный номер К*-238319-СТ, Гражданин штата Манхэттен, Северо-Американский Управляющий Центр, Органическое Содружество Земли. Следующая ступень обычной процедуры — с иммигрантом проводят инструктаж и вручают ему адрес, по которому он временно поселится. Но вместо этого пять минут он отвечает на вопросы обозревателя новостей Вилмы Перез Зухен, статной, рыжеволосой женщины, говорившей громко и четко.