Рот пересох от одной фразы.
— Тяжелее, чем столкнуться с фактом, что Робу не будет лучше? — помрачнев, спросил Грэхем.
— В некотором смысле да. Смерть естественный процесс. То, с чем я борюсь, неестественно. Потому я и пришла поговорить с тобой наедине. Я знаю, что ты всем делишься с Шерилин. Но когда ты услышишь то, что я должна сказать, может быть, решишь по-другому.
— Продолжай.
Брат не шелохнулся.
— Мне нужно задать тебе вопрос. Важно, чтобы ты абсолютно честно ответил мне.
— Ты знаешь случаи, когда я был не честен?
— Нет. — Ее пальцы сжали подлокотники кресла. — Как бы ты воспринял признание Зака, что он влюблен в Линетт?
— Он уже говорил нам о своих родственных чувствах. Но если бы такое случилось, то это дало бы моему воображению большой толчок.
— Это все, что я хотела знать. — Кровь отхлынула от лица. — Спасибо, Грэхем, — прошептала Мишель и встала с кресла.
— Спокойно, — проговорил Грэхем, положил руки ей на плечи и заставил снова сесть. — Ты не спросила меня, почему.
— Я знаю, почему.
Она отвела взгляд.
— Тогда в чем причина твоего визита?
— Мне не следовало приходить.
— Почему ты не спросила меня, как бы я воспринял признание Зака, что он влюблен в тебя?
Кровь зашумела у нее в ушах.
— Сейчас у тебя есть шанс. Продолжай. Могу заверить тебя, что ответ мог бы быть другим.
— Не понимаю, почему он мог бы быть другим. Ведь приложимы те же правила.
У Мишель дрожал голос.
— Правила? Я думал, мы говорим о любви.
— Мы семья, Грэхем.
— Правильно.
— Но если он и Линетт любят друг друга, ты дашь им благословение?
— Да, но, как я говорил минуту назад, это дало бы моему воображению большой толчок. Потому что он всегда сходил с ума по одному человеку в нашей семье.
— От-от-куда ты знаешь?
Она едва могла дышать.
— Мишель, — он ласково сжал ей руку, — конечно, ты не обязана говорить мне. В тот вечер, когда Зак услышал, что ты обручилась с Робом, что-то в нем умерло.
Она застонала.
— Он так отчаянно старался быть достойным тебя и надеялся, что у него есть еще много времени. Шерилин и я боялись, что он уже никогда не будет снова счастлив. Так я думал, пока несколько недель назад не привез ему из аптеки лекарство. Его взгляд, когда он сказал, что ты согласилась быть его сиделкой, пронзил меня. Потому что я знал, что означает этот взгляд.
Грэхем встал и поднял ее, потом долго смотрел ей в глаза.
— А ты его любишь?
— Да, — слезы брызнули из глаз. — Я не думала, что смогу снова полюбить. Но когда Зак на похоронах подошел ко мне и был таким понимающим… Я испытывала чувство вины… Слишком рано было думать о другом мужчине, особенно о брате невестки. Поэтому я избегала его эти два года.
— А сейчас он говорит о своих чувствах? — каким-то странным голосом спросил Грэхем.
— Да.
— Ты отказала ему, потому что думала, что Шерилин и я не одобрим?..
— Отчасти и поэтому, — горько заплакала она. — Когда он попросил меня подумать об этом, я ответила, что он заслуживает молодой жены, которая может подарить ему детей.
— Он хочет тебя, Мишель, — печально сказал Грэхем.
— Майк Фрэнсис помог мне понять это. Он многое объяснил, и до меня дошло, откуда в Заке это чувство.
— Ты поэтому уезжала в субботу?
— Да.
— Все становится понятным, — кивнул Грэхем.
— Что ты имеешь в виду?
— Зак так беспокоился. Он хотел вернуться в Карлсбад вечером в субботу. И тогда же он позвонил Гэйл, чтобы узнать, долго ли ты намерена там быть. А в воскресенье утром на спортивной странице в газете фотография: ты в объятиях Майка.
— Все, что я делала, всегда обижало его.
Мишель закрыла лицо руками.
— Но что ты собираешься делать дальше?
— Поеду в Карлсбад, — она вытерла глаза, — и буду заботиться о нем оставшуюся неделю. И неважно, нравится ему это или нет. В воскресенье он сказал мне, что больше не нуждается в сиделке. А вчера во второй половине дня я получила от него по почте чек. Он прогнал меня, Грэхем. Боюсь, у него сложилось впечатление, что мне нужен мужчина постарше.
— Но ты ведь хочешь открыть ему глаза?
У Грэхема вздулись желваки.
— Если он даст мне шанс, — дрожащим голосом произнесла она. — Проблема в том, что я оставила свой ключ на кухонном столе в его доме. Он может не впустить меня.
— Вот. — Грэхем достал из кармана связку ключей и вручил ей один. — У тебя есть мое разрешение открыть замок и войти. Сделай все, чтобы его сердце стучало в такт с твоим.
В половине пятого Мишель подъезжала к дому Зака. У нее не было пульта, и она не могла открыть гараж, поэтому поехала на стоянку для гостей в тупике. Взяв сумку и пакет с продуктами, которые купила по дороге, Мишель направилась к черному ходу и вошла в дом.
— Зак? — крикнула она, давая знать о себе.
Мол, это не чужой вломился в дом.
Никакого ответа. Она крикнула еще раз. По-прежнему тишина.
Собрав всю отвагу, она направилась в его спальню. Ни там, ни в ванной никаких признаков его присутствия. На краю неубранной постели валялись рубашки и тренировочные брюки. Полотенце брошено на пол.
Она пошла в свою спальню, чтобы распаковать вещи. Потом поспешила на кухню и разложила купленные продукты. Две пустые коробки из-под пиццы и пластмассовые баночки из-под салата стояли на кухонном столе. Свидетельство того, что он ел в ее отсутствие.
Несомненно, он пошел на прогулку. Она принялась готовить ужин. Открыв холодильник, Мишель увидела, что он не притронулся к сэндвичам, которые она приготовила для него.
Убрав кухню, она поставила диск с песнями Фрэнка Синатры, потом раздвинула шторы и двери в гостиной, чтобы в дом залетал ветер с океана.
Под пение Синатры она вычистила ванну. Потом постелила чистые простыни на его постель. Закончив со спальней, отправилась в прачечную.
Пробило семь часов, а он все не возвращался. Наверное, Зак не гулял по берегу, а куда-то уехал на своем грузовике вопреки запрету доктора.
Конечно, так и есть. Она заглянула в гараж — пусто.
Мишель поела одна и убрала оставшуюся еду. В полночь она закрыла стеклянные двери и задернула шторы.
С ноющим сердцем прилегла на кушетку, включила телевизор. Должен же он наконец приехать.