Теперь у нее были все основания подозревать, что все те дни, пока они были женаты, он думал о другой женщине.
— Стэн собирается подменить меня, поэтому я был бы не прочь немного поспать в задней части фургона.
Если вам надо, я могу сказать номер его телефона.
Позвоните ему, если возникнет что-то срочное.
— Благодарю вас. Я обязательно это сделаю, — едва слышно прошептала она. Стефани была потрясена: все эти годы у Гейба была женщина! И, может быть, такая, которую в его семье вряд ли бы пустили на порог.
Если причина его холодности заключалась в этом, то неудивительно, что у Гейба никогда не могло возникнуть желания заняться с ней любовью. Ведь мать его сына была где-то рядом и с нетерпением ждала, когда же он наконец вырвется на свободу…
Стефани подавила рыдания. Она не знала, что и думать.
— Пожалуйста, не теряйте его из виду, — попросила она. — На всякий случай я буду следовать за вами на своем автомобиле.
— Будьте уверены, не упустим.
— Главное, не позволяйте им увидеть вас! Не забывайте, они не хотят, чтобы их обнаружили.
— Я понимаю. Кстати, вам бы следовало известить нас о том, когда работа, по вашему мнению, будет завершена.
Она с трудом разжала губы.
— Лишнее время, которые вы потратили, будет включено в оплату.
— Вы это уже говорили. И я обещаю, что они от нас не уйдут.
— Кажется, я и не просила вас о чем-то большем. Стефани отключила телефон.
Целый час она просидела, закрыв глаза. Но в конце концов пришлось завести мотор, выехать на автостраду и направить свой автомобиль в сторону «Кози-Инн». Доехав до мотеля и заплатив за номер, она устроилась в своем новом жилище, забралась в постель и набрала телефонный номер. Надо было удостовериться, что Гейб по-прежнему находится в том мотеле. С той…
Поблагодарив Стэна за дополнительную информацию, Стефани уткнулась в подушку. Когда она наконец погрузилась в сон, наволочка была совсем мокрой.
— Это так здорово, Гейб.
— Ты думаешь?
Сидя за рулем в кабине грузовика, Гейб улыбнулся пятнадцатилетнему подростку. Всякий раз, когда ему хотелось вспомнить былое, Гейб, некогда сам трудный подросток, уезжал в военное училище.
Клей Тэлбот всегда с нетерпением ждал его.
— Ох… Не могу поверить, что мы уже почти на месте.
— Думай о том, что это всего лишь эксперимент.
— Я понимаю.
— Теперь ты свободен и не нуждаешься в моей опеке. Но если допустишь еще одно правонарушение, я не смогу тебе помочь… Тебя тут же отвезут назад в училище.
— Я ненавижу училище. Это настоящая тюрьма.
— И учти, в училище тоже опасно забывать о реалиях жизни.
Последовало продолжительное молчание.
— Клянусь, я уже исправился.
— Я не об этом, Клей… Ты разочаруешь меня и разобьешь сердце твоей маме. Но самое главное, ты потеряешь собственное достоинство.
Мальчик кивнул темноволосой головой.
Это путешествие сулило ему много приятного.
Ведь Клею и его матери представилась возможность провести вместе несколько радостных часов, прежде чем Гейб отправит ее в аэропорт в Чикаго и она улетит назад в Провидено.
Страдавшая хроническим алкоголизмом, она могла путешествовать до тех пор, пока была в состоянии обходиться без выпивки. Во время путешествия — ни капли спиртного. Он сомневался, сможет ли она держать себя в руках столь долго, чтобы пообщаться с сыном, с которым не виделась целый месяц…
К несчастью, смерть отца Клея два года назад стала настоящим горем для семьи и в один миг перевернула мир ребенка. Не в силах справиться со своей душевной болью, брошенный на произвол судьбы совершенно растерявшейся матерью-алкоголичкой, Клей попал в неприятную историю. Он спутался с подростками из состоятельных семей Провиденса, которые злоупотребляли наркотиками и были известны в городе своим хулиганским поведением.
Внезапно опомнившись, мать Клея смертельно перепугалась и пригласила Гейба защищать ее сына в суде. Но направление подростка в военную школу было лишь временной мерой. Теперь, когда Гейб стал свободен и мог сам определять свою судьбу, подающий надежды Клей получил эмоциональную и психологическую поддержку, в которой так отчаянно нуждался.
Сквозь густой снегопад он наконец разглядел хорошо знакомый дорожный указатель, после чего свернул направо: «Добро пожаловать в Мэрион, штат Монтана. Теперь вы как у Христа за пазухой».
В прежние годы Гейб часто бывал в этих местах.
Когда он замышлял очередной побег из дома, то обычно спешил в международный аэропорт Гласье-Парк, где Гейба обязательно уже поджидал его наставник, Мак Уиттакер, чтобы посадить его в поезд и отправить назад, домой…
Но сегодня все было иначе.
Не нужно было быть пророком, чтобы догадаться: даже ад содрогнулся, когда обе семьи получили его письма. Гейб почти не сомневался, что его отец постарается разыскать его. Поэтому он решил уехать незаметно, на грузовике.
В течение двух месяцев он собирался написать и выслать другую порцию писем, в которых намеревался объяснить, почему он и Стефани решили разойтись.
Стефани отныне свободна — она имеет право быть с любым мужчиной, который придется ей по сердцу.
Правда, теперь эта мысль вызывала у него отвращение. Он не мог забыть ее образ, ее глубокий голос.
Он и не представлял, как глубоко она запала ему в душу. Ведя машину сквозь дождь, то и дело сменявшийся снежным шквалом, он мучился, оставшись наедине с собственными мыслями.
С искаженным лицом он нажал на акселератор.
Спустя двадцать минут Гейб мельком увидел в сумерках заново сооруженный указатель на воротах.
Ранчо «Под сенью лиственницы».
К прибытию Гейба Мак обещал подать несколько условных знаков, один из которых красовался на въезде в ранчо и вполне соответствовал тому, о чем они заранее договорились.
Когда полтора года назад он и риелтор из Калиспелла прилетели сюда осматривать эти угодья, ему все здесь понравилось и вполне его устроило.
Семьдесят пять тысяч акров [1] зеленых лугов вперемежку с величавыми соснами…
Первые утренние лучи блеснули вдоль голубой ленты реки, кишевшей форелью, и заплясали в густых кронах деревьев, росших неподалеку. Пара простых бревенчатых коттеджей, прятавшихся рядом в плодородной долине, окруженной заснеженными вершинами, завершали картину, которая наполняла покоем встревоженную душу Гейба.
Он оглядел территорию, прилегавшую к главному дому ранчо, и вдруг все вокруг приняло совершенно отчетливые формы.