– Почему ты упорно отказываешься от помощи?
– А ты?
Он категорически не понял вопроса.
– Ты согласился бы принять помощь? – пояснила она.
– Смотря от кого.
– От меня, – объявила она, с чрезвычайно самодовольным видом скрестив руки на груди, хотя Маркус не видел для этого никаких оснований. – Представь себе, что мы поменялись ролями.
– Если бы дело касалось вопроса, в котором ты более компетентна, я с радостью принял бы твою помощь.
Он тоже скрестил руки на груди с чувством законной гордости. Превосходная вышла фраза – миролюбивая, благожелательная и абсолютно ни к чему не обязывающая.
Маркус ждал ответа, но Гонория, немного поразмыслив, слегка покачала головой:
– Мне пора возвращаться.
– Твое отсутствие вызовет беспокойство?
– Уже должно было вызвать, – пробормотала она.
– Ах да, вывихнутая лодыжка, – вспомнил он и понимающе кивнул.
Она сердито посмотрела на него и решительно зашагала прочь. Не в ту сторону.
– Гонория!
Она оглянулась.
Изо всех сил стараясь не улыбаться, он указал ей верное направление:
– Брикстен там.
– Благодарю.
Она вскинула подбородок, резко развернулась, оступилась и, вскрикнув, попыталась восстановить равновесие. Разумеется, Маркус, не задумываясь, поступил так, как на его месте поступил бы любой джентльмен, – он устремился к ней, чтобы поддержать.
И тотчас угодил ногой в проклятую кротовую нору.
Следующий возглас принадлежал ему самому и, как это ни прискорбно, заключал в себе несколько слов совершенно определенного свойства.
А через секунду они оба рухнули на сырую землю. Гонория упала на спину, а Маркус – на Гонорию.
Не хватало еще раздавить ее! Он моментально приподнялся на локтях и посмотрел, все ли с ней в порядке. Чтобы задать ей этот вопрос, ему требовалось перевести дыхание. Между тем она тоже пыталась отдышаться. И, увидев перед собой приоткрытые губы и широко распахнутые глаза, Маркус поступил так, как на его месте поступил бы любой мужчина, – он наклонился, чтобы поцеловать ее.
Только что Гонория вполне уверенно держалась на ногах… Ну ладно, пусть не вполне уверенно, однако все-таки держалась. Да, действительно, она ужасно хотела скорее покинуть общество Маркуса и в спешке поскользнулась на влажной земле.
Но ей уже почти удалось восстановить равновесие, и все было бы хорошо, если бы на нее в буквальном смысле слова не налетел Маркус. Она и глазом не успела моргнуть, как получила удар плечом в живот, ахнула и упала навзничь. Вместе с рухнувшим прямо на нее Маркусом.
Кажется, именно тогда Гонория как-то вдруг совершенно перестала соображать.
У нее не было опыта столь тесного соприкосновения с мужским телом. Да и откуда бы ему взяться, скажите на милость? Возможно, иногда, танцуя вальс, она случайно оказывалась чуть ближе к партнеру, чем следовало. Однако это не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило в данный момент. Маркус давил на нее всей своей тяжестью, и в таком положении вещей было нечто вполне примитивное, но, как ни странно, почти приятное.
Она попыталась заговорить, но не смогла произнести ни звука, завороженно глядя на Маркуса. Скорее даже не глядя, а разглядывая, словно видела его впервые в жизни. Оказывается, у него превосходно очерченный рот. И чудесные глаза – темно-карие, удивительно глубокие, с янтарными бликами, становившимися все более заметными по мере того, как он наклонялся все ниже…
Ниже?
Силы небесные! Уж не собирается ли он поцеловать ее? Маркус?
Затаив дыхание, она приоткрыла губы и замерла в напряженном ожидании, не думая ни о чем, кроме…
«Кроме» оказалось совершенно излишним. Поцелуи определенно не входили в намерения Маркуса. Огласив лесную тишину бранными выражениями, каких Гонория не слышала со дня отъезда Дэниела, он вскочил, сделал шаг назад и…
– О черт!…
Сумбурные телодвижения сопроводились новым залпом сквернословия, но у Гонории хватило здравого смысла не воспринимать проклятия как личное оскорбление, тем более что за ними последовал глухой стук. Она испуганно ахнула, приподнялась на локтях и посмотрела на Маркуса. Он лежал на земле и, судя по выражению его лица, на сей раз действительно получил серьезные повреждения.
– Ты в порядке? – взволнованно спросила она, понимая, что порядка и в помине нет.
– Нора, – прорычал он, стиснув зубы от боли, и, хотя все и так было яснее ясного, уточнил: – Опять.
– Прости. – Гонория торопливо поднялась на ноги и виновато добавила: – Мне очень-очень жаль.
Он молчал.
– Поверь, я никак не предполагала…
Ей не хотелось продолжать. Оправданиями делу не поможешь, к тому же Маркуса явно раздражал ее жалкий лепет.
Нервно сглотнув, она сделала крошечный шажок в его сторону. Он по-прежнему лежал на земле в какой-то промежуточной позе – не на спине, но и не на боку. Его бриджи и сапоги были заляпаны грязью. И сюртук тоже.
Гонория поежилась. Маркусу это не понравится. Он не отличался чрезмерным щегольством, однако сюртук был отменного качества.
– Маркус? – робко окликнула она.
Его брови грозно сдвинулись, и она благоразумно отказалась от мысли сообщить Маркусу, что у него в волосах сухие листья.
Он немного подвинулся, медленно переместился на спину и закрыл глаза.
Она беззвучно пошевелила губами, но решила повременить с разговорами. Он глубоко вздохнул. Раз, другой, третий… А когда открыл глаза, выглядел уже более умиротворенным.
Слава тебе, Господи.
Гонория слегка подалась вперед. Очевидно, приближаться к нему пока не стоило, но, вероятно, у него хватит терпения выдержать звук ее голоса.
– Можно помочь тебе подняться?
– Подожди минуту.
Он успешно переместился из лежачего положения в сидячее, обеими руками приподнял поврежденную ногу и вытащил ее из кротовой норы.
Каковая – по наблюдениям Гонории – заметно увеличилась в размерах от столь интенсивного использования.
Маркус осторожно подвигал ступней. Сначала вперед и назад, затем из стороны в сторону. Кажется, именно второе движение причиняло ему особенно сильную боль.
– Как ты думаешь, это перелом? – спросила Гонория.
– Нет.
– Вывих?
Видимо, глухое ворчание следовало воспринимать как знак согласия.
– Ты не думаешь…
Маркус пронзил ее таким свирепым взором, что она молниеносно захлопнула рот. Однако после пятнадцати секунд молчаливого сострадания не выдержала: