– Вы готовы? – спросила Гонория.
Скрипачки подняли свои инструменты. Руки гувернантки повисли над клавишами. Айрис издала несчастный стон, но тем не менее опустила смычок на виолончель. И кошмар начался.
Звуки, наполнившие репетиционное помещение Смайт-Смитов, не поддавались описанию. В английском языке просто не было подходящих слов. Во всяком случае, Маркус таковых не знал. А если знал, то ни за что не решился бы употребить их в приличном обществе.
Поскольку слушать нечто, выдаваемое за музыкальное произведение, было сущей пыткой, Маркус решил сосредоточиться на созерцании исполнительниц.
Гувернантка лихорадочно вскидывала и опускала голову, разрываясь между партитурой и клавиатурой. Дейзи, стоя с закрытыми глазами, раскачивалась и наклонялась, будто завороженная… Чем? Ну, хорошо, скажем «мелодией». У Айрис было такое лицо, словно ей хотелось заплакать. Или, возможно, прикончить Дейзи.
А Гонория…
О, она была до того прекрасна, что ему самому хотелось заплакать. Или, возможно, разбить ее инструмент.
Она выглядела совсем не так, как на прошлогоднем концерте. Сияющая улыбка и восторженный взгляд уступили место стиснутым зубам и сосредоточенному прищуру. Она терзала свою скрипку с непреклонной решимостью и походила на полководца, ведущего армию в бой.
Этот нелепый квартет держался только на ней, и Маркус, сопереживая, любил ее еще сильнее.
Наверное, они собирались сыграть произведение целиком, тогда Маркусу пришлось бы туго. Однако к счастью, Айрис подняла глаза, заметила его и, громко ойкнув, остановилась сама и остановила других.
– Маркус! – обрадованно воскликнула Гонория. То есть ему показалось, что она обрадовалась, хотя в последнее время он постоянно ошибался в своих суждениях. – Почему ты здесь?
Он поднял кувшин.
– Леди Уинстед прислала вам лимонад.
Сначала на ее лице отразилось полнейшее недоумение, но мгновение спустя она расхохоталась. К ней присоединилась Айрис. Даже гувернантка не удержалась от улыбки, и только Дейзи озадаченно сдвинула брови.
– Что тут смешного? – спросила она.
– Ничего, – захлебываясь от смеха, выговорила Гонория. – Просто… целый день творится бог знает что… и вот теперь моя матушка поручает графу подать лимонад.
– Не вижу ничего смешного, – заявила Дейзи. – Лично я нахожу это совершенно неприемлемым.
– Не обращайте внимания, – сказала Айрис. – У нее нет чувства юмора.
– Неправда!
Маркус, застыв в неподвижности, взглянул на Гонорию, ожидая от нее какого-нибудь сигнала, чтобы понять, как вести себя дальше. Она слегка кивнула, очевидно, подтверждая слова кузины-виолончелистки.
– Скажите, милорд, что вы думаете о нашем исполнении? – с непередаваемой интонацией поинтересовалась Айрис.
Маркус ни в коем случае не собирался отвечать на этот вопрос.
– Я здесь исключительно для того, чтобы подать лимонад.
– Молодец, – тихо похвалила Гонория, подойдя к нему.
– Надеюсь, у вас есть стаканы? – осведомился он у нее. – Потому как на сей счет никаких указаний не поступало.
– Со стаканами у нас полный порядок, – заверила она. – Пожалуйста, начни с мисс Уинтер. Ей приходится тяжелее всего, ведь она только сегодня днем вошла в состав квартета.
Маркус согласно кивнул и направился к фортепиано.
– Э-э, будьте любезны, – несколько скованно пробурчал он.
А как иначе, скажите на милость? Его не учили разносить напитки.
– Спасибо, милорд, – поблагодарила пианистка, протягивая стакан.
Он налил ей лимонада и учтиво поклонился:
– Мы с вами где-то встречались?
Ее лицо показалось ему чертовски знакомым.
– Не думаю, – ответила она, торопливо поднося стакан к губам.
Маркус повернулся к Дейзи, все еще размышляя о мисс Уинтер. Конечно, ему ничего не стоило обознаться и принять одну девицу за другую, но только не в данном случае. Ее трудно с кем-либо спутать по одной простой причине – она ошеломительно красива. Странно, что она служит гувернанткой. Обычно матери семейств не нанимают прислугу такой внешности. Впрочем, леди Плейнсуорт могла не испытывать особых опасений – сыновей у нее не было, а лорд Плейнсуорт, кажется, и вовсе не покидал Дорсет.
– Благодарю вас, милорд, – сказала Дейзи, получив свою порцию лимонада. – С вашей стороны необычайно демократично, что вы взяли на себя такой труд.
Понятия не имея, что на это ответить, Маркус молча кивнул и направился к Айрис, которая закатила глаза, откровенно высмеивая свою сестрицу. Маркус наполнил третий стакан, получил в благодарность улыбку Айрис и – наконец! – дошел до Гонории.
– Спасибо, – сказала она, отпив немного лимонада.
– Что ты собираешься делать?
– С чем? – удивилась она.
– С концертом, – ответил Маркус, хотя ему казалось, что это достаточно очевидно.
– Странный вопрос. Я собираюсь играть. Что же еще?
Он указал глазами на гувернантку:
– По-моему, превосходный повод отменить представление.
– Я не могу так поступить, – возразила Гонория, хотя в ее голосе отчетливо слышалось горькое сожаление.
– Ты не должна жертвовать собой ради семьи, – тихо отозвался он.
– Я не жертвую собой. Это что-то другое… – Она улыбнулась, робко и немного печально, подняв на него огромные лучистые глаза. – Не знаю что, но не жертва. Я просто не могу иначе.
– Я… – Он замялся.
– Да?
Ему хотелось сказать, что он не знает более отважного и самоотверженного человека, чем она. Ему хотелось сказать, что он готов слушать выступления квартета Смайт-Смитов тысячу раз ради того, чтобы быть с ней рядом.
Ему хотелось сказать, что он любит ее. Но они были не одни, поэтому он сказал:
– Ничего существенного… кроме того, что я восхищаюсь тобой.
Она негромко рассмеялась:
– Боюсь, сегодня вечером ты изменишь свое мнение.
– Я бы не смог поступить так, как ты, – тихо произнес он.
Ее явно изумила серьезность его тона.
– Что ты имеешь в виду?
Ему было трудно подобрать нужные слова, и объяснение вышло весьма неуклюжим:
– Я не люблю находиться в центре внимания.
Склонив голову набок, она окинула его долгим задумчивым взглядом:
– Да. Не любишь. – И добавила: – Ты всегда был деревом.
– Прости?
Теперь ее взгляд стал мечтательным.