Разумеется, Арман ни на секунду не верил этим, несомненно, нежным, но тем не менее абсолютно неправдоподобным любовным признаниям. Он совершенно точно знал, что у многих молодых замужних женщин, поддавшихся его чарам, были любовники до него. Можно было смело утверждать, что обманывать мужей в поисках удовольствий стало для них давно привычным делом. Милости, которыми его одаривали эти женщины, он получал, так сказать, несколько подержанными, что отнюдь не роняло их в глазах Армана. Наоборот, он был твердо убежден, что до сорока лет большинству женщин любовный опыт идет исключительно на пользу. После сорока, по мере увядания красоты, они становятся, по его мнению, слишком беспокойными, а иногда и циничными.
Конечно, приятно иметь дело с юной девушкой, но искушенный Арман предпочитал женщин в возрасте около тридцати, имевших прежде не менее двух любовников. Лишь они могли дать истинное счастье. Мадлен явно не попадала в эту категорию, так как он был уверен, что она переживает первое приключение за время замужества. Но Арман считал ее столь необыкновенной, что обычные правила были к ней неприменимы. Он знал, чего ему следует остерегаться теперь — приступа раскаяния в том, что она отдалась другому мужчине.
Богатый опыт подсказывал Арману, как лучше всего унять набегающие слезы и беспокойную совесть. Он повернулся к Мадлен, обнял и начал целовать лицо и прикрытые веки.
— Как ты прекрасна, Мадлен, — восхищенно произнес он между поцелуями. — Я без ума от тебя! Я так счастлив, что могу наконец обнять тебя. Клянусь, со мной ты станешь самой счастливой женщиной на свете!
Вне всякого сомнения, у Армана и в мыслях не было обманывать Мадлен, но разум возбужденного мужчины, обнимающего обнаженную женщину, теряет способность отличать правду от лжи, властное желание отменяет понятия о том, что такое хорошо и что такое плохо. Арман нес сущий вздор, но именно такого рода вздор позволяет женщине чувствовать себя желанной и любимой и сгоняет любые страхи и печали, закравшиеся в душу. С помощью ничего не значащих и таких же легких поцелуев и легких прикосновений ему вскоре удалось развеять сомнения и раскаяние, овладевшие, по его мнению, Мадлен.
Более того, как он и надеялся, слова, поцелуи и ласки возбудили ее. Арман давно усвоил, что лучшее утешение для женщины — ощутить твердое прикосновение мужской плоти. И когда Мадлен опустила руку вниз и сжала столь полюбившуюся ей часть его тела, он уже не сомневался, что от ее мрачных мыслей не осталось и следа. Его рука проникла в теплое, влажное укрытие между гладких бедер и нежно играла с маленьким бутоном, набухшим от желания.
— Ты уже готова, так скоро? — пробормотал он. — О, моя маленькая Мадлен.
Он хотел было, уложив ее на спину, раздвинуть стройные ноги и повторить прежний успех, но Мадлен перехватила инициативу. Она выскользнула из объятий и, не дав ему подняться, села на него верхом, обхватив коленями его бедра. С радостным изумлением глядел он на отважную наездницу, ловко управлявшуюся с его вздрагивающим от нетерпения телом.
— По-твоему, я взялась за дело слишком рано? — прошептала она, ласково улыбаясь. — А мне кажется, что мы давно не занимались любовью, уже почти час. То, что ты сделал пальцами, не в счет.
Арман полулежал в постели, откинувшись на подушки, прислоненные к спинке кровати. Обхватив ладонями очаровательные маленькие груди, он наблюдал, как Мадлен медленно опускается, и его возбужденный крепыш исчезает во влажном углублении.
— Такой не подведет, — шепнула Мадлен, коснувшись мягким животом его живота. — Ты все еще думаешь, что я поторопилась?
— Для меня ты всегда вовремя, — восторженно проговорил Арман, лаская ее грудь. — Ты так прекрасна, что я хотел бы вечно пребывать в твоих объятиях.
— Вот и отлично, — весело сказала она, — именно этого я от тебя и жду.
Сказать по правде, погружение в темно-каштановое гнездо столь обострило ощущения Армана, что он боялся пошевелиться, опасаясь спровоцировать извержение, Мадлен взглянула ему в лицо и понимающе улыбнулась — она разгадала его уловку, которая одновременно позабавила и тронула ее.
— Ты и в самом деле любишь меня, — признала она, в бархатистых карих глазах мелькнул отблеск торжества.
Стоя на коленях, широко раскинув бедра, чтобы вобрать его всего, она стала медленно скользить вверх и вниз. Потрясающее наслаждение заставило Армана вскрикнуть. Чувствуя, что вот-вот потеряет самообладание, он взглянул снизу на Мадлен. Пунцовые губы раздвинулись в улыбке, обнажив ровные белые зубы, а в глазах под полуприкрытыми веками светилось блаженство. Выражение ее лица подтолкнуло его к последней черте, тело вздрогнуло под напором чувств, и эта дрожь едва не стала завершающей. Крепко сжимая ее грудь, он понимал, что осталось лишь несколько мгновений, прежде чем горячий поток желания прорвет хрупкую дамбу, до сих пор сдерживавшую его.
Что касается Мадлен, то удовольствие, которому она предавалась, неторопливо объезжая норовистого коня Армана, было даже сильнее и глубже, чем опустошающая истома, овладевшая ею в первый раз. То, что она испытывала сейчас, не ограничивалось огромным физическим наслаждением; к нему примешивалась самая обыкновенная и захватывающая жажда мести — именно это чувство опьяняло ее и усиливало любовный пыл. Арман неверно угадал причину ее горячности во время разговора о Венсане; та же причина привела ее в постель Армана — это была горькая уверенность в том, что у мужа есть любовница.
Все восемь лет семейной жизни Мадлен любила Пьера-Луи, заботилась о нем, поддерживала, покорялась ему, восхищалась и готова была каждую ночь отдаваться его ласкам. Но уже год, как Пьер-Луи не требовал от нее ничего, кроме краткой близости перед сном. А в последние несколько месяцев, с тех пор как ей стала известна его тайна, она под разными предлогами отказывала ему и в этой малости.
Арман коротко вскрикнул и резко подался вверх, изливая могучий поток. Мадлен тоже закричала — вопль счастья и торжества — и приникла губами ко рту любовника, словно хотела выпить его дыхание, в то время как тело содрогалось от наслаждения. Она сумела достойно отомстить Пьеру-Луи за его измену, она не только отдалась другому мужчине, но и получила небывалое удовольствие.
Когда она решилась на месть мужу, перед ней был богатый выбор; не менее двух десятков мужчин с радостью откликнулись бы на ее призыв. Она остановилась на Армане, будучи уверенной, что его опыт не подведет и не позволит ей остаться равнодушной и неудовлетворенной. То обстоятельство, что он был родственником Пьера-Луи, нисколько не смущало ее, наоборот, каким-то образом оно лишь укрепляло ее в правильности выбора. И как бы ни приятно было, лежа на спине, принимать бесчисленные ласки, в тысячу раз лучше она чувствовала себя, оседлав и используя любовника, чтобы самой вознестись к высотам блаженства.
Арман обессиленно откинулся на подушки, тяжело дыша и медленно приходя в себя. Нежная щека Мадлен прижималась к его щеке, розоватые округлости касались его груди, а его руки спокойно лежали на спине возлюбленной. Он испытывал безмерное счастье оттого, что ему удалось завоевать такую великолепную женщину, как Мадлен. Будучи о себе весьма высокого мнения, он был уверен, что достоин ее. Про себя он решил, что, пока длятся их тайные свидания, он будет принадлежать только ей. Со временем она убедится в том, что любима безумно и безоглядно.