Держа Ивонну за щиколотки, он забавлялся с ней, медленно разводя ее ноги, так что его восхищенному взору открывались темные завитки и розовые губки, и еще медленнее сдвигая вновь. Когда он опять обнажил ее прелести, Ивонна крикнула, покраснев от злости:
— Не смейте, прекратите немедленно!
— Ах, вам не терпится увидеть орудие вашего и моего наслаждения, — крепко обнимая одной рукой ее ноги, Арман расстегнул и спустил брюки. Его возбужденный приятель рванулся вперед с такой прытью, что мигом Уперся в нежные ляжки Ивонны.
— Нет! — задыхалась она, но Арман, придерживая ее за щиколотки, снова слегка раздвинул ей ноги, чтобы продемонстрировать свою выпирающую гордость.
— Сегодня утром, у вас на шезлонге, я был поражен великолепной грацией, с которой вы раздвигали для меня ноги. Я должен еще раз увидеть, как вы это делаете.
Медленно-медленно — разумеется, против воли Ивонны, продолжавшей сопротивляться, он разводил ее ноги, размышляя, как далеко можно зайти, чтобы не разорвать ее пополам. Руки Армана, сжимавшие ее щиколотки, уже были раскинуты до предела на уровне плеч, а Ивонна все еще не выказывала признаков страдания, хотя вид у нее был до предела возмущенный. В этой позе тонкие лепестки ее цветка широко раскрылись; Арман, согнув колени и наклонившись, приблизил к ним пурпурную головку. Медленный толчок — и он очутился внутри, а Ивонна издала пронзительный вопль протеста.
— Утром вы говорили, что обожаете лежать на спине, в беспомощном положении, — заметил Арман, проталкиваясь глубже, — ну как, Ивонна, сейчас вы чувствуете себя достаточно беспомощной?
Она попыталась согнуть ноги и прикрыть уязвимое место, но Арман силой удерживал их выпрямленными.
— У вас очень красивые ноги, — пробормотал он, медленно сводя их вместе, — длинные и восхитительной формы. А эти стройные бедра, продолговатые икры и тонкие щилотки! Нежный цвет вашей кожи, просвечивающей сквозь шелк, — ах, это само совершенство!
— Пустите же меня, — взмолилась Ивонна. Комплименты несколько умерили ее ярость. — Пустите, и тогда мы останемся друзьями.
— О, мы непременно останемся друзьями, — заверил Арман. — Разве кто-нибудь когда-нибудь так любил ваши ноги, Ивонна? Не мне ли принадлежит честь быть первым?
Вряд ли они сознавали, насколько комичное зрелище оба представляли собой в тот момент: Арман в спущенных до щиколоток брюках, с голым задом, судорожно пляшущим над ее нежным лоном, и Ивонна, обнаженная от талии до верхнего края чулок, с беззащитными ягодицами, прижатыми к животу Армана, с ногами, задранными по обе стороны его головы. Выше пояса ее тайные прелести были скромно прикрыты облегающим платьем с бриллиантовыми брошками. Широко раскрытые руки были стиснуты в кулаки: все происходило не так, как ей было угодно.
Арман объявил о своем намерении заняться любовью с ее ногами, — каким бы странным не казалось это намерение. И в самом Деле, прикосновения к скользкому шелку чулок неимоверно возбуждали его. Повернув голову, он жадно припал губами к тонкому черному шелку, и Ивонна сквозь ткань ощутила на икре его влажный язык.
— Вы с ума сошли! Пустите меня, извращенец!
Тихо застонав от наслаждения, Арман усилил свои ритмические толчки, наращивая темп и заставляя ноги Ивонны вздрагивать отзываясь на его порывы. Сняв с нее остроносую черную туфельку, он поднес к лицу ступню Ивонны и осыпал ее поцелуями сквозь легкий шелк. Возбуждение Армана грозило перейти в безумие, пылающий живот еще сильней прижался к упругим ягодицам Ивонны, движения стали неистовыми.
— О Ивонна, любовь моя! — выдохнул он в последнем усилии.
— Нет! — взвизгнула она, видя, что Арман на грани экстаза. — Не смей! Я так не хочу!
Но протест ее опоздал, даже если бы Арман пожелал внять ему. Содрогаясь и пылая, он вонзался в нежную плоть с широко раскрытыми невидящими глазами. Он уже не понимал, в чьем теле находится — Ивонны ли, Мадлен или какой-то другой женщины…
— Боже мой! — с отвращением простонала Ивонна, но не успели замереть ее слова, как глаза Армана закатились, тело забилось в конвульсиях, а горячий рот впился в ее правую ступню. — Боже!.. — повторила она, на этот раз совсем по-другому, потому что оргазм Армана немедленно поверг все ее существо в экстаз, заставив извиваться на постели.
Отдышавшись, Арман снова сжал ее щиколотки, разводя ноги на всю ширину, чтобы полюбоваться своим длинным мокрым орудием, все еще наполовину погруженным в розовое отверстие. Ивонна подняла голову, тоже разглядывая то место, где сливались их тела, но на ее хорошеньком личике читалось одно лишь неудовольствие.
— Все было, по-моему, очень мило, — небрежно бросил Арман, повторяя ее слова, сказанные утром.
— Грязное животное! — Голос Ивонны мог бы сковать льдом целую реку. Она попробовала высвободиться, но Арман не отпустил ее, и она оставила попытки.
— Я любил вашу правую ножку, и это было восхитительно. Прежде чем вас отпустить, я доставлю себе удовольствие и займусь любовью с ее сестричкой — поступить иначе было бы просто невежливо. Но до этого сделаю с вами кое-что еще.
Он выпрямился, извлекая из Ивонны свое обмякшее орудие, зажал ее колени под мышками и запустил в нее пальцы, лаская секретный бутончик.
— Нет! — вырвалось у нее. — Сегодня утром вы уже проделали это со мной…
— И это было восхитительно, — ответил он, погружая пальцы во влажную чашечку цветка. Ивонна задрожала всем телом. — И я намерен несколько раз получить ваш маленький ответ на мою заботу, прежде чем займусь левой ногой. Лежите смирно и наслаждайтесь, Ивонна. Все равно вы не в состоянии меня отвергнуть.
Около десяти часов утра, когда бледное осеннее солнце едва заглядывало в окно спальни, Арман проснулся с чудесным ощущением радости бытия. Предмет его гордости проснулся еще раньше и теперь выпирал из-под розовато-лиловой шелковой пижамы, но не одно это рождало в нем упоение. Повернувшись на спину, подложив руки под голову, Арман погрузился в размышления, в памяти всплыли планы на сегодняшний вечер, сулившие блаженство. В половине восьмого он будет обедать со своей новой подругой — белокурой Сюзеттой Шене. Восемнадцати лет от роду, она вся состояла из нежных округлостей.
После изысканного обеда они поедут в клуб потанцевать часок-другой, а потом… ах, потом, потом! — думал Арман, а предмет мужской гордости меж тем стремился превратить его простыню в тент — он привезет ее сюда, к себе на квартиру, а потом… Что говорить, близость с Сюзеттои была непохожа на близость с любой другой женщиной. Девическая пухлость ее тела пробуждала в Армане страсть такой силы, какую ему редко приходилось испытывать, а его пылкость порождала в Сюзетте столь же пламенный отклик, так что они прекрасно подходили друг другу. Их любовный акт напоминал брачные игры пары бенгальских тигров.
Необычным было и то, что Армана редко привлекали такие молоденькие девушки. Он предпочитал связи с женщинами своего возраста — а ему исполнилось тридцать — или даже несколько старше. Зеленые девчонки были не в» его вкусе; другое дело вполне зрелые дамы — ухоженные, цветущие, опытные и, желательно… замужние. Такие женщины обогащали близость своим любовным мастерством, приобретенным за десять-пятнадцать лет общения с разными мужчинами. Они знали, чего хотят от любовника, не были — и не стремились казаться — целомудренными, их не удивляли пикантные новшества в постели.