Глеб с сомнением покачал головой. Он уже виделся с Корнеевым, и тот не произвел на него впечатления человека не от мира сего. Это был опытный бизнесмен, делец, видавший виды руководитель. Тем более что первую экспедицию, как и вторую, он формировал сам…
Гораздо более правдоподобным выглядело другое предположение: пропавшая экспедиция все-таки была не столько научной, сколько карательной. В разговоре с Федором Филипповичем Корнеев косвенно намекал на это, да и вообще… Этот его Фонд существует за счет средств, перечисляемых состоятельными людьми, и управляют им тоже, прямо скажем, не нищие. А бизнесмены, если уж берутся за дело, то, как правило, доводят его до конца. Задача перед ними стоит вполне конкретная: спасти уссурийского тигра от полного вымирания. Теперь так: почему тигр вымирает? Потому что его безбожно отстреливают ради наживы. Как его спасти? Реальный, действенный способ только один: отбить у охотников вкус к охоте. А у таежных аборигенов, живущих исключительно за счёт охоты на тигра, отбить желание охотиться можно только вместе с головой…
«Вот они и попытались, — решил Глеб. — Да только, видно, не на тех напали. Так что теперь, пожалуй, искать их бесполезно — даже косточек, наверное, не осталось…»
Он задумчиво поскреб пятерней затылок. Командировка обещала получиться очень, очень занятной. Но, чтобы оттуда вернуться и поделиться своими впечатлениями с Федором Филипповичем, придется изрядно попотеть…
«А ведь таких командировок у меня не было, пожалуй, с самого Афгана, — вдруг подумал Глеб, испытав при этом очень неприятное чувство. — Чтобы идти в колонне и все время гадать, откуда, из-за какого камня тебе выстрелят в спину… Да, от такого положения я уже успел отвыкнуть. Столько лет был охотником, что теперь в шкуре дичи как-то неуютно… Ну, спасибо, товарищ генерал! Ничего не скажешь, удружил так удружил».
Он посмотрел на часы, потушил в пепельнице окурок и пошел в прихожую за курткой — пора было отправляться на аэродром, чтобы познакомиться наконец со своим непосредственным начальником.
Глеб поехал в такси, резонно рассудив, что «разнорабочему» не пристало подъезжать к месту работы на вызывающе новом «БМВ». Именно такую должность он занимал в экспедиции — разнорабочий. В этой командировке у Глеба была двойная легенда. Для членов экспедиции он был рабочим, когда-то отслужившим срочную в войсках специального назначения и потому умеющим обращаться с оружием. О том, кто он такой на самом деле, знал только Корнеев — точнее, думал, что знает, потому что Федор Филиппович представил Глеба прапорщиком спецназа, прошедшим все горячие точки, начиная с Афганистана и кончая Чечней. Зачем понадобилась эта двойная конспирация, Глеб не понимал, но, как и генерал Потапчук, склонялся к мысли, что береженого Бог бережет. И потом, существование двойной легенды в данном случае просто неизбежно. Не мог же Потапчук, в самом деле, сказать Корнееву, кто он такой! Легенда стала неотъемлемой частью жизни Глеба Сиверова с того самого дня, как он увидел могильный камень, на котором было высечено его имя. Так что если у него и были какие-то основания для недовольства, так разве что звание, которое присвоил ему генерал: ходить в прапорщиках Глебу до сегодняшнего дня как-то не приходилось.
«Что это еще за звание такое — прапорщик?» — помнится, спросил он у Федора Филипповича, когда тот в общих чертах изложил ему легенду. «Самое хорошее звание при сложившихся обстоятельствах, — посмеиваясь, ответил генерал. — Я Корнеева знаю сто лет и доверяю ему почти как себе. Однако, согласись, штатский — он и есть штатский. Как ни крути, а совсем исключить возможность утечки информации мы с тобой не можем. Так вот, если станет известно, кто ты такой и откуда взялся, пусть лучше все думают, что ты — прапорщик. Сам знаешь, какое в народе бытует отношение к прапорщикам. Даже зная, что человек десять раз прошел через чертово пекло, его все равно никто не воспринимает всерьез, потому что он — прапор. У него по определению не может быть больше одной извилины. Так что, Глеб Петрович, ты уж постарайся не разочаровывать людей. Соответствуй своей репутации. Но только внешне!»
Вспомнив этот разговор, Глеб улыбнулся. Что бы там ни говорил Федор Филиппович о безграничном доверии, которое он испытывал к Корнееву, его отношение ко всей этой затее, похоже, было не менее сложным, чем у самого Глеба. Что ж, генералу ФСБ по долгу службы полагается быть подозрительным. Доверяй, но проверяй! Потапчук не отдавал Слепому прямого приказа держать ухо востро, но это, как обычно, подразумевалось само собой.
«Ну, хватит, — подумал Сиверов, рассеянно глядя на проносившиеся за окном таксопарковской „Волги“ улицы и площади весенней Москвы. — Что толку ломать голову, не имея практически никакой информации? Доберемся до места, тогда и посмотрим, что к чему. Эх, надо было все-таки попросить у Корнеева список оборудования первой экспедиции! Интересно, как бы он себя повел? Дал бы, наверное. Потому что, если бы не дал, сразу стало бы ясно: темнит, бродяга, водит наши славные органы за нос… Впрочем, мог бы и не дать, сославшись на какие-нибудь бюрократические закавыки: оборудование-де списано, список уничтожен, а то и просто затерялся… В общем, теперь это все неважно. Оборудование второй экспедиции я увижу безо всякого списка, своими глазами. Боюсь, мне еще многое предстоит увидеть — даже больше, чем хотелось бы. А может быть, все еще и обойдется. Может, они, эти без вести пропавшие, живы и здоровы. Разбили рацию, потеряли карту, заблудились, зазимовали… Вот прилетим мы в этот поселок, разгрузимся, а они шасть навстречу из тайги — здравствуйте! Сказка, конечно, но почему бы и нет? История о хорошо вооруженной, всесторонне подготовленной экспедиции, поголовно выбитой какими-то неумытыми браконьерами, тоже похожа на сказку. Только она почему-то кажется нам более правдоподобной, чем сказка про благополучное возвращение пропавшей полгода назад группы отлично подготовленных специалистов. Мы вообще охотнее верим в злые сказки, чем в добрые. Вот и тверди после этого, что человек по натуре добр и справедлив…»
Поисковая партия должна была отправиться в путь с аэродрома МЧС. Вылет назначили на завтрашнее утро. Временный штаб экспедиции разместился в просторном ангаре на краю летного поля. Расплатившись с таксистом, Глеб потянулся, закурил и не спеша зашагал к ангару, на ходу без особого интереса оглядываясь по сторонам.
Легкий ветерок трепал мертвую прошлогоднюю траву, раскачивал черные стебли бурьяна, играл застрявшим в редких корявых кустиках мусором. Вдалеке виднелась красно-белая вышка диспетчерской, из-за поросшего желтовато-серой щетинистой травой бугра выглядывали решетчатые бумеранги локаторов.
На поле в кажущемся беспорядке стояли самолеты. Один из них привлек внимание Глеба. Это был тяжелый транспортный «Ил», имевший, судя по его окраске, весьма бурное прошлое. Он был темно-оливковый, весь в черно-коричневых пятнах и разводах, придававших ему воинственный вид. Красная звезда на фюзеляже отсутствовала, вместо нее на фоне камуфляжных полос и пятен красовалась оскаленная тигриная морда. Вдоль всего борта, от кабины пилотов до хвостового оперения, тянулась сине-красно-белая полоса, а на фоне этого неимоверно растянутого в длину российского флага виднелась четкая надпись стилизованной славянской вязью: «Российский фонд защиты редких и вымирающих видов».