Пан Владзимеж мучительно нахмурился, словно сквозь затуманивающую разум слабость пытался сообразить, что ему толкует этот мальчишка, потом пробормотал:
– Крылья у Тимишова коня выросли, что ли? Вроде ж минут пять как ускакал… А коль тут, так и ладно… Пан исправник! Скорее сюда! Здесь… – хрипло возвысил голос он.
– Здесь она! – энергично откликнулся звонкий девический голосок, и в гостиную ворвалась беловолосая Марыся во главе троицы своих подружек. При виде панны Ирины глаза ее полыхнули. Она узрела ведущее в кабинет окошко на стене, и немыслимая ярость исказила хорошенькое личико. Кажется, Марыся даже и не осознавала присутствия пана Владзимежа. Ее затуманенные бешенством глаза видели лишь одно – подлая чужачка, лишившая ее нарядного платья и положенного триумфа на балу, вновь что-то умыслила!
– С графинькой сговорилась, платья чужие бальные надеваешь, – зловеще процедила разгневанная ро́бленная. – Теперь еще за благодетельницей нашей подглядываешь! – голос ее поднялся до немыслимого, во всех уголках поместья слышного визга. Сквозь прозрачное окошко в стене видно было, как прекратили торговаться, замолчали и прислушались засевшие в кабинете Оксана Тарасовна да паны. И это было уж последним, что удалось разглядеть в колдовское окно.
Потому как разъяренная Марыся с гневным воплем:
– Думаешь, никто твоих чар не перебьет? Так на-а тебе! – сорвала с надкаминной полки бронзовую итальянскую вазу и, обеими руками подняв ее над головой, изо всей силы запустила в начарованное на стене окно.
Немалой тяжести ваза, ровно пушечный снаряд, ударила туда, где еще недавно была крепкая кирпичная стена. С неистовым звоном бьющегося стекла наколдованное прозрачное окошко, словно взрывом, вынесло прямо в кабинет. Секущие осколки широким веером накрыли всех. Паны-гости в едином порыве попадали за кресла. Лишь пан Анатоль замешкался. Широкий стеклянный осколок со свистом врезался ему в горло и… вонзился в резную спинку кресла. По стеклу медленно расплылось кровавое пятно… начисто срезанная голова, соскользнув, будто со стеклянного блюда, мячиком поскакала по полу.
Влетевшая вместе с осколками бронзовая ваза, тяжеловесно вращаясь, неслась прямо в лицо сидящей за столом Оксане Тарасовне. Пани экономка резво вскочила, вскинула руку… из ладони ее будто упругим ветром хлестнуло. Вазу отшвырнуло прочь, мимоходом съездив по затылку притаившегося за креслом корсетного сынка. Молодой паныч хрюкнул коротко и ткнулся носом в пол.
Выпущенный из ладони пани экономки ветер с силой ударил в стену меж кабинетом и гостиной. Зияющая отверстием стена тягостно заскрипела… и с грохотом завалилась в гостиную.
Татьяна успела еще увидеть падающие на нее кирпичи, как панна Ирина ухватила ее и вскинула в воздух. Что-то металлическое ткнулось в пальцы, она судорожно вцепилась, руки рвануло болью, графиня повисла… Когда заполонивший комнату грязно-белый туман из штукатурки и пыли немного развеялся, обнаружила себя висящей под потолком, держась за рожок кованой люстры. Рядом с ней, точно так же крепко ухватившись за золоченые завитки, болтались панна Ирина и цыганенок. Под ними высилась изрядная груда кирпичей, в которую превратилась недавно еще крепкая стена. Издалека слышался топот бегущих к ним людей, а оставшиеся в кабинете, запрокинув головы, не отрывали глаз от дрыгающихся в воздухе Татьяниных ног. Не успела графиня подумать, сколь неприлично выглядит она, ежели глядеть снизу, как не выдержав тяжести, крюк люстры сломался.
– А-а-а! – дружно заорав, троица рухнула вниз.
«Все тело будет в синяках!» – подумала графиня, барахтаясь на расползающихся под ней кирпичах… и нос к носу столкнулась с вылезающим из-под завала паном Владзимежом. Сосед глухо постанывал и придерживал ладонью наливающуюся на лбу внушительную гулю. Будто боялся, что та убежит.
– Тьфу! – вместе с набившейся в рот штукатуркой вылетела парочка выбитых зубов, и пан Владзимеж наставительно прошепелявил: – Рефонфировать дворец нуфно, не век ему без рефонта фтоять, – а потом словно опомнился. Глаза его сузились, он вскочил на ноги и завопил: – Да их тут целое ведьмовское кубло!
Капитан-исправник ворвался в разрушенную гостиную во главе своих жандармов. Позади графиня увидала тревожно-любопытные лица дворни. Появление людей в мундирах пана Владзимежа воодушевило:
– Пан исправник! – заорал он. – Пани экономка тут стенки одной рукой рушит, из-за девки белобрысой с вазой почтенный человек вовсе головы лишился…
– Панна Марыся прелестна, – пробормотал пан Валерий, безуспешно пытаясь отчистить свой новехонький сюртук. – Любой бы голову потерял, – он покосился на валяющуюся у самых его ног срубленную стеклом голову, – однако ж не столь явно…
Исправник поглядел на Марысю оценивающе. Беловолосая засмущалась и попыталась спрятаться за спины подружек.
– А вомперша ихняя из меня кровь пила, во! – продолжал вопить пан Владзимеж. Он рывком оттянув ворот рубашки, демонстрируя следы укусов. – Панночка графиня с ними в сговоре! Хватайте ведьм, пан исправник!
Четверка ро́бленных дружно по-мышиному пискнула.
– Пан исправник современный, образованный человек, пан исправник не верит в таковые средневековые бредни! – торопливо пробормотала экономка, заискивающе улыбаясь замершему в дверях исправнику. – То пана Владзимежа кирпичом по голове ушибло, вот он городит невесть что! Помилуйте, какая ж из меня ведьма!
– А по мне, так ведьма и есть! – уцелевший пан Мыколай, кряхтя, выбрался из-за кресла. – Тридцать тысяч золотом ей мало!
Пан исправник еще более оценивающе уставился на Оксану Тарасовну и разбросанные по письменному столу деньги и драгоценности.
– Панна Ирина не вампирша! – в один голос протестовали Татьяна и цыганенок, а графиня мысленно добавила: «По крайности, пока…»
– А довод у нее какой есть, что не упырица она? – ухмыльнулся пан Викто́р.
– Еще какой! – немедленно ответила панна Ирина. Графиня даже восхитилась ее спокойствием. – Я ж вас пока не слопала, хотя вы напрашиваетесь – страшное дело как!
– Тоже мне довод! Такое и я про себя сказать могу! – возмутился пан Владзимеж. Потом озадаченно потер растущую гулю. – Могу, да… Так я ж и не вампир, потому и могу… Что-то я вовсе запутался…
– Да ты погоди пока, – утешил его пан Мыколай. – Сам же говоришь, что упырица тебя грызанула? Глядишь, скоро и тебя придется осиновым колом успокаивать…
– Э-э! Ты что мелешь-то, пан сосед? – взвился пан Владзимеж, не предполагавший подобных выводов из собственных речей.
– Панове, панове! – примирительным тоном вмешался пан Валерий. – Тут представитель императорской власти! Пусть пан исправник скажет, что он думает! – любезно предложил пан Валерий, оборачиваясь к молчаливой фигуре в парадном жандармском мундире.
– А бес его жандармскую душу знает, чего пан исправник думает, – не сводя глаз с лежащих на столе сокровищ, откликнулся тот. – Як встретите его, паны-баре, так сами и спросите! А поки що… – он ловким движением выхватил из-за обшлага мундира холщовый мешок. – Устим Кармалюк вам каже – гонить, паны, гро́ши, накрылися ваши графские заручины! [16] – в другой руке у него появился ладный жандармский пистоль, укороченным рылом своим пялящийся в лоб пану Владзимежу – точно в растущую гулю. Переодетые жандармами Кармалюковы хлопцы, ухмыляясь, многозначительно защелкали затворами винтовок.